Книга Северный крест - Альманах Российский колокол

насаждавшіеся Петромъ и впрямь на большевицкій ладъ, тоталитарно, далѣе – самые большевики, наконецъ, – идеи «либерализма», «рыночной экономики», «демократіи», подъ видомъ которыхъ являетъ себя извѣчный русскій тоталитаризмъ (пусть и въ болѣе мягкой формѣ авторитаризма), – въ Россію какъ въ плодородную почву отъ вѣка и до вѣка падали западныя сѣмена, но прорастали они на слишкомъ ужъ православный ладъ. И если есть какая идея, скрѣпляющая Россію нынѣшнюю, то это аристофобія, спиритофобія, ксенофобія, гомофобія, націонализмъ, іерархизмъ, культъ матеріальныхъ цѣнностей, ресентиментъ по отношенію ко всему гордо-вздымающемуся… – Чего еще можно было бы ожидать отъ прямой противоположности меритократіи, гдѣ чернь и снизу, и сверху!

Въ сущности, въ Россіи современной нынѣ нѣтъ ничего, что не стояло бы подъ знакомъ подражательнаго повторенія (сюда: равненіе на Западъ (или Востокъ), равненіе на старину, на классику или же – напротивъ – на тенденціи побѣдившихъ С.‑А. С. Ш. и пр.). Застой это или регрессъ (оба самовоспроизводящіеся и ширящіеся) – пусть читающій рѣшитъ самъ. Но напомню ему: именно Востоку изначально свойствененъ застой, освященное традиціей топтанье на мѣстѣ; соціальная борьба есть роскошь Запада. – Востокъ, отъ вѣка и до вѣка гнетущій всѣхъ и вся, кромѣ одного, единственнаго, что свободенъ въ нёмъ, есть система всеобщаго рабства, царство количествъ, прикрывающееся царствомъ качества (для цѣлей вполнѣ дольнихъ – экономическихъ, властныхъ, геополитическихъ и пр.), дольнее, рядящееся въ рясу горняго, земное, выдающее себя за сакральное. – Востокъ какъ идеальный Іалдаваофій порядокъ.

Россіи нынѣшней какъ технократической цивилизаціи удалось залить бетономъ и заасфальтировать живое поле культуры[49]; но подобно тому, какъ иное растеніе порою прорываетъ и бетонъ, и асфальтъ, такъ и нынѣ культура въ немногочисленнѣйшихъ (самое большее – нѣсколькихъ, существующихъ какъ исключеніе) своихъ представителяхъ смогла прорвать тяжкій прессъ Россіи-цивилизаціи во имя Россіи-культуры. Стоитъ отмѣтить: какъ правило, прорывающій жертвовалъ собою, дабы дѣять сей прорывъ.

<…> Ренессансъ былъ явленіемъ, рожденнымъ тѣмъ самымъ возвратнымъ порывомъ, о коемъ упоминалось выше, явленіемъ, даро¬вавшимъ міру много плодовъ – сладкихъ, какъ медъ, и горькихъ, какъ полынь. Онъ былъ исходомъ изъ мрака, изъ застоя, оставаясь самымъ яркимъ примѣромъ выхода изъ культурнаго тупика и понынѣ; былъ онъ удачною попыткою обернуться назадъ, и окинуть взглядомъ пройденный великій путь, и, переосмысливъ его, содѣлать возвратный порывъ къ – казалось бы – давно ушедшему. Намъ представляется, что нынѣ ренессансъ въ тѣхъ масштабахъ невозможенъ въ силу многихъ условій. Но всё же мы полагаемъ: на ренессансъ въ охватѣ меньшемъ можно (и надобно) уповать. Добавимъ, что культурѣ онъ необходимъ нынѣ болѣе всего прочаго. Его созиданiе есть борьба ожесточенная съ тѣмъ мракомъ, съ тѣмъ засиліемъ «новыхъ формъ», уродли¬выхъ формъ и нормъ постмодернизма, гореносныхъ и гореродныхъ, и прочихъ разновидностей открыто явленнаго абсурда. Возрожденіе новое (возрожденіе, рожденное немногими для немногихъ) возмогло бъ отвоевать у Времени черту положенныхъ сроковъ, – проливши в мiръ сей свѣты горнiе, – отложить на время окончательное торже¬ство уже заступившаго Хаоса, конечной побѣды коего не миновать и вовѣкъ не избѣгнуть… – Въ сердце печали льются в часъ недо¬брый – когда Солнце не кажетъ себя, всё въ тучахъ, въ темяхъ, мглѣ…но наше дѣло – не отдаваться скорбямъ, не пассивно-униженно ждать небесъ рѣшенье, но съ подобающимъ всему высокому достоинствомъ встрѣтить неотвратимое и, – презрѣвши дольнее и отложивши попе¬ченіе о немъ, – обрушить гневы свои – на него, парируя неожиданные его удары, ибо мы есмы чада Свѣта, и намъ подобаетъ свѣтить ярко, не становяся блѣднѣе – никогда, никогда…» Раузеръ М. Вступительное слово//Альманахъ «Сѣверный крестъ». Москва, 2020.

Моя критика современной Россіи относится въ первую очередь къ Москвѣ какъ сердцу Россіи и какъ центру ея – проводнику новодельныхъ губительныхъ тенденцій: менѣе всего я хотѣлъ бы такъ или иначе принизить отдѣльныхъ замѣчательныхъ лицъ, обитающихъ въ Россіи, до коихъ человѣку Запада очень далеко.

Но Москва – не только проводникъ невмѣняемой ариманики, но и губитель всего превышающаго средній уровень. – Уникальность современныхъ московитовъ, которые ошибаются ровно во всёмъ, которые не правы въ каждомъ своемъ шагѣ, помышленіи, дѣяніи, – въ томъ, что если въ иныя эпохи (любыя эпохи суть эпохи много болѣе сильныя) за благородство, которое можетъ себѣ позволить только сильный, всегда, платили уваженіемъ, – здѣсь платятъ, скорѣе, униженіемъ: молчаніемъ и крученіемъ и виска (за глаза, конечно).

Послѣ отъѣзда изъ Москвы я написалъ въ дневникѣ: «Мое пребываніе въ царствѣ компромисса, ариманической ненасытимости, королевствѣ кривыхъ зеркалъ и неизбывной темной перверсіи, въ одномъ перевертышѣ – гдѣ «слуги народа» лѣзутъ изъ кожи вонъ, чтобы быть какъ можно далѣе отъ народа, а самъ народъ былъ бы униженъ до извѣстнаго предѣла, и гдѣ вчерашніе совѣтскіе двоечники и гопники вдругъ стали отличниками и элитою, короче, ноли превратились въ единицъ, – въ столицѣ скверны, родинѣ ressentiment, гилетическомъ храмѣ и хламѣ, раззолоченной золотой клѣткѣ, испачканной нечистотами всѣхъ мастей и родовъ, узилищѣ создавшаго, тьмѣ незнанія, морокѣ отъ горизонта до горизонта – словомъ, въ безднѣ, кромѣшной тьмѣ и духовной ночи: въ отъ вѣка и до вѣка нищей Москвѣ (ибо что быть можетъ болѣе нищимъ, чѣмъ либо азіатски-дикая, либо нѣсколько болѣе культурная, но и болѣе трусливая мелкобуржуазность, космически-статусно-слѣпая и новодельно-пластмассово-цифровая) подошло къ концу – еще въ тѣ достопамятные годы, когда родилось мое Я; пребываніе въ Москвѣ моей плоти лишь нынѣ окончилось: въ Москвѣ, плотяно-вещно-матріархальной, напрочь и до бреда и до рѣзи въ глазахъ (для слабыхъ: до слезъ) овосточенной столицѣ ресентимента и – единовременно – «позитива» (зависитъ отъ кармана, который слѣдуетъ поскорѣе набить, чтобъ казался потолще, да держать навыпускъ: для вящихъ профитовъ. – Поистинѣ: "Счастье найдено нами", – стоятъ и моргаютъ ариманцы, примагниченные френдами-брендами-трендами и прочими "статусами" (короче: плотью подвигаясь къ плоти, пылью – къ пыли), не понимая остатками-останками недо-переваренныхъ недо-мозговъ: «позитивъ» не имѣетъ отношенія къ карману, карманъ не имѣетъ никакого отношенія къ счастью, а счастье – ко всему, что чего-то да стоитъ; въ сущности, слава, ея алканіе и стяжаніе, – и та выше)…въ Москвѣ, родинѣ гилетизма, послѣднихъ людей, матеріи, матери всего зримаго, изъ матки коей вылупляется-вываливается – по кругу, безконечно – скользкая, влажная, блестявая новорожденная матерія въ смерть именемъ жизнь. – Зрѣлище забавное, принуждающее презрительно улыбнуться, но надоѣдающее и дурнопахнущее (Москва какъ vagina князя міра сего, прыщъ на тверди земной, воронка и черная дыра, подобно губкѣ вбирающая въ себя всё худшее со всего міра и ото всѣхъ временъ), и въ своей надоѣдливости въ концѣ концовъ обкрадывающее странника и чужеземца, что въ поискахъ жемчужины (а никакъ не опарышей); впрочемъ, онъ и самъ – жемчужина (въ иномъ раскладѣ: бѣлая перчатка, брошенная въ лицо создавшему). Если ужъ матерія – къ матеріи, ариманцы – къ Ариману, однодневки – къ однодневному,