Книга Годы странствий Васильева Анатолия - Наталья Васильевна Исаева

в будущее.

Стрельба это инвестиции в будущее.

Отрава это инвестиции в будущее.

Бог не мужчина и не женщина это вирус.

(Пауза.)

Ты меня не слушаешь.

Фауст:

Мы в театре.

(Хохочут. Исчезают. Все тонет.)

Послесловие (к предисловию)

Ее больше нет! Лорансин услышала тишину, Лорансин испугалась тишины, Лорансин открыла дверь и вошла в квартиру, Лорансин, у которой она снимала квартиру в Париже на площади Gustave Toudouze, открыла ключом дверь и вошла в коридор. Я не знаю — что дальше, что было дальше… Ее больше нет! Приехали «пожарные». Забрали тело и увезли в холодильник. Квартиру опечатали. Эту ночь Наталья проведет в холодильнике. Тело ее будет мерзнуть, она так не любила холод, душа, если еще в ее теле осталась душа, если ее душа не выпорхнула в минуту внезапной смерти наружу, душа ее начнет выкарабкиваться из ледяного тела и просквозит в небытие. Исаевой Натальи больше нет среди нас!

Двадцать один год я провел рядом с Натальей, я принял ее, растерзанную и обезличенную после убийства мужа, Сергея Исаева, в свою жизнь и был дружен с ней все эти годы. Нет, она приняла меня, изгнанного из театра, из города, из отечества! Годы странствий — так назовет она свою книгу эссе обо мне. Двадцать один год!

Этим летом после второй вакцины, которую она приняла, не выздоровев от удушающей двухмесячной пневмонии, Наталья перенесла на ногах тяжелую аритмию сердца, греческие врачи отправили ее срочно в реанимацию, или вы ляжете под капсулы, или идите в соседний храм и помолитесь Богу на прощание, выбирайте, гемоглобин упал до критического числа не-жизни. Врачи на острове Лерос вытянули Наталью, но ненадолго! Только электрошок — он спасет вас от случайной смерти по дороге, можно и сильные лекарства, но где взять, как устроить визит к кардиологу в эпидемию, чтобы выписать рецепт, двухмесячные очереди к врачу, она регулярно и хаотично глотала таблетки, наступили в Париже холода, она опять болела тяжело пневмонией и заглушала болезнь лекциями онлайн по истории философии, мне немного платят за лекции, я так счастлива, больше тридцати блистательных лекций, после которых она падала в обморок и выкарабкивалась до следующих лекций. Будто болезнь отошла, и кашля меньше, и сердце успокоилось. Но ненадолго! Она заразилась ковидом во второй раз!

Наступил 22‐й год! После Нового года Наталья встречалась с нашими товарищами, в прошлом учениками по Лионской школе, решали, как сохранить лионский архив образования на режиссерском факультете от забвения, четыре часа на улице, солнечно, радостно, новый год в небесах. А может быть пасмурно, вечер, и не после нового года, а 21 декабря, в кафе Saint Georges, за столиком у окна, на стекле надпись «кусочками навынос». На следующее утро получает записку: прости, у меня положительный тест, я не знал, пришел в студию на репетицию, а тест положительный, лежу, заперся. Я заболею ковидом! Еще раз! Говорят, что при вакцине проходит все легче, однако не заболела — на первый, на второй, на четвертый день — тест положительный, температура невысокая, к ночи до 38, утром опускается до нормальной, к врачам не обратилась, «если я заболею, к врачам обращаться не стану…». В Москве я бываю каждый вечер в театре, в Париже она готовит новый перевод какой-то «психологической» книжки по заказу, платят немного, но текст легкий, незнакомый, но интересный.

Пару дней тому ночью пишу письмо, комментарии к спектаклю и пьесе, пьеса виртуозная, спектакль знакомый, но откровенный, письмо без ответа, так и прежде бывало, если она болела, то пряталась, запиралась, никогда не показывалась на экране айпэда или украшала себя гирляндами для небывалой красоты, я не хочу быть некрасивой, и чтобы не видна была мучительная болезнь, на которую она не обращала внимания, только голос какой-то треснутый, только глаза огромные, круглые, безумные, только круглые глаза выглядывают из-под круглой оправы, широкие, как ее девичья фамилия — Широкая! — открытые в страдающую плоть глаза!

Я хочу, чтобы до моей смерти вышла моя книга о тебе, я хочу ее подержать в руках, моя двадцатая книга, или больше двадцати, «Годы странствий», как у Гете. Пиши Предисловие, пиши Предисловие, пиши Предисловие! Подожди еще, вот придут эти два дня перед новым 22‐м годом и напишу, в сентябре бы написать, но я откладывал, ждал момента, прости! Я напишу, я закончу, план составил, уже начал, прости, уже написал, прочти! Да, прочла, но про меня как-то мало, ты замалчиваешь! Послушай, неудобно в книге про меня хвалить тебя за то, что книга про меня! Я что-то придумаю, придумал! Ура!!! Теперь мне нравится, мне очень нравится твое Предисловие, а почему ты пишешь — Исаева Наталья — а не — Наталья Исаева?! Я не знаю, Наташа, но так как-то с особым расположением, так благороднее, не знаю…

Исаева Наталья ушла навсегда… Ее больше нет! Она встала ночью одиннадцатого числа с кровати, чтобы выйти, но куда — за лекарствами или… и упала, сколько она пролежала еще живой, теперь никто не скажет, рядом — пустота длинного в десять шагов коридора… и все!

«…я тоже проснулась! Да, сделай хоть небольшой текст — я этого хочу не столько из авторского тщеславия (хотя из‐за него тоже), сколько ради дня рождения, четвертого мая, — чтобы книжку ленточкой перевязать и вручить!»

«Там, у Кольтеса, три фигуры главные: Кох, Абад (но ему говорить не нужно) и Фак (он очень сексуально гибок, подвижен в сознании — это же в людях бывает от природы). Кох в жизни многое видел… и он совсем не „поломатый“ — он готовится отпустить, и жизнь, и страсть. Кох в пьесе единственный, кто отчасти романтичен внутри всякого скепсиса и иронии… Только бы нашлись актеры!»

«Не хочу я „Западной пристани“ в МХТ, боюсь!»

«Как у переводчика — у меня картинка такая… Может, я ошибаюсь, но читала для себя так… Умер в 41 год, выглядел как двадцатилетний. И тоже про смерть знал все, про судьбу… Французов не любил страшно — всю жизнь путешествовал…»

«Перевела уже! Для Коха все видно… Сейчас гораздо разговорнее и проще выходит, больше видна другая поэзия, не литературная… Предисловие пишешь? В январе полмесяца вообще выпадают… А то они (там, у Прохоровой) не успеют, правда!»

«Надо вечером к Югу идти. Не хочется, но надо: любят французы общаться! Я лучше бы еще попереводила…»

«Я вернулась домой!.. Кажется, что потребуется перевод новый, но пока рано об этом говорить… Этот