Книга Война за корону - Ярослав Коваль

Притихшая публика терпеливо ждала, когда император закончит свою безмолвную молитву. Когда Илья поднялся с колен, первосвященник подступил к нему с окованным ларцом, медленно поднял верхнюю крышку.

Внутри на тёмно-бордовом шёлке лежала корона. Она казалась простенькой на первый взгляд — всего лишь узорный ободок, в переплетении которого можно было разглядеть и колосья, и виноградные листья, и стебли, образующие смутные намёки на тела животных и, может быть, даже людей. Никаких зубцов, и камней совсем немного. Но было что-то в самой простоте этого предмета, что-то сакральное и глубоко значимое. Несколько мгновений юноша смотрел на корону. А потом осторожно извлёк её из ларца и поднял над головой.

Негромкий вздох ответил его жесту. Многие из присутствующих до того видели этот предмет только на фотографиях, а кто-то последний раз созерцал его двести лет назад. Для многих из тех, кто сейчас терпеливо стоял в соборе, он слишком много значил; обострившимся зрением Илья заметил выражение лица госпожи Гвелледан, но сейчас в его сознании не было места мыслям о ней. Для большинства лордов и леди корона была не просто реликвией прошлого и памятью о славе их семей, но и символом традиций, на которых держался их уклад. Символом того мира, который, очищенный временем от скверны фактов, стал в их глазах совершенным. Который теперь готов был претвориться в реальность.

Помедлив пару мгновений, словно бы давая насладиться этим зрелищем, Илья медленно опустил корону на макушку. Именно так священники объяснили ему ход событий — он должен сам, своими руками принять эту обязанность и полностью нести за всё ответственность.

Перед короновавшим себя юным императором склонились все присутствующие, включая первосвященника, и даже хор примолк — трудно петь согнувшись. Потом пение возобновилось, и теперь в мелодии были нотки ликования, прославления и какой-то молитвенной вдумчивости. Лорды и леди подняли наконец-то головы, и тогда по жесту господина Даро и священнослужителей по ступеням вверх стала подниматься госпожа Межена, несущая на руках крохотный кулёчек.

Поднялась, бледная от усталости, и осторожно одной рукой развернула часть пелёнок. Младенец, спрятанный в них, показался Илье неестественно маленьким, непропорционально сложенным и потому мало похожим на человека, а ещё на удивление уродливым. Особенно удивила юношу странная форма головы, которая стала заметна, как только с младенца сняли кружевной чепчик. Дочь господина Даро осторожно наклонили над чашей и щедро омыли головёнку. Ребёнок расплакался, но, когда его подняли, затих.

Илье поднесли второй ларец, открыли, и там, на таком же тёмно-бордовом шёлке, обнаружился крохотный узорный венец, как раз на головку новорожденной. Его юноша осторожно нацепил на головёнку и вопросительно взглянул на госпожу Межену. А та, слегка и с усилием улыбнувшись, протянула ему свою дочь, и юноше пришлось принимать на руки новорожденную императрицу. Женщина настойчиво поправила ему руки, правда, ситуацию её помощь не облегчила. Это было страшно — такое крохотное существо, казалось, ничего не стоит придавить или случайно уронить, но с положенным не поспоришь. Двигаясь оцепенело, Илья шагнул вперёд и приподнял младенца, демонстрируя его лордам и леди. Новорожденная получила свою порцию приветствий и оваций и недовольно задремала на руках у матери, когда Илья с облегчением вернул госпоже Межене свою новоиспечённую супругу.

И зашагал по лестнице вниз, уже не стараясь удержаться от улыбки. Первый, к кому он направился, был, конечно, Санджиф, тоже сдержанно заулыбавшийся в ответ. Они обнялись, похлопали друг друга по плечам, и неприятное ощущение одиночества, охватившее было юношу там, надо всеми, отступило. Друг был рядом, да и остальные важные для него люди — тоже. Пожав руку Маше, он успокоенно повернулся к Мирним.

Она ждала его внимания со смущённой улыбкой, которая делала её ещё красивее, если это вообще было возможно. Робко и ласково взглянула на него и опустилась в сдержанный, изысканный реверанс. У Ильи перехватило дыхание. Он шагнул вперёд, заставил её подняться и прижал к себе крепко-крепко, так, чтоб только не причинить боли, прижал губы к её лбу. Присутствующие почему-то зааплодировали.

Настала очередь и родителей. Мать Ильи поглядывала по сторонам с испугом, отчим — хмуро, и оба они потянулись к сыну с облегчением, как к единственному знакомому, близкому человеку. Глядя на них, юноша понял без труда, что они эту двухлетнюю разлуку едва ли воспринимали в полной мере, здесь, конечно, вмешалась магия, и лучше с ними на эту тему не заводить разговора. Воспринимают они происходящее как должное — и слава Богу.

А потом была церемония «оказания чести». К каждому из своих спутников он подошёл, и к каждому из лордов, кого знал и к кому испытывал признательность, и радушно поприветствовал растерянную Андисту, чувствовавшую себя неуютно в окружении знати. Остановился и перед госпожой Гвелледан, низко поклонившись, галантно поцеловал руку. Она смотрела на него благодарно, с таким выражением, с каким мать смотрит на своего выросшего, всего на свете добившегося сына.

— Спасибо вам, — сказал он, улыбаясь, уверенный, что она понимает всю многогранность этого «спасибо».

— Я очень рада. Я горжусь тем, что вы учились у меня, Илья.

И он, поприветствовав также госпожу Оринет, стоявшую рядом с директором школы Уинхалла, отправился дальше. Ему предстояло пожать руки всем главам магических регионов, каждого из которых ему вполголоса представлял секретарь, но запомнил юноша только губернатора московского региона, помощника президента России, и то лишь в лицо, а не по имени.

А потом пройти полтора километра до императорского дворца, жилую половину которого успели освободить от музейных экспозиций и приготовить для праздника и житья, — тоже пешком, сквозь ликующую толпу. «Странно, чего это они, — думал Илья, растерянно улыбаясь. — Не их же коронуют. Их жизнь едва ли изменится. Странные…» Остановился перекинуться парой фраз с одноклассниками, чьё оживление было ему понятно, в отличие от восторга посторонних людей: он и сам бы веселился от души, если б его приятель вдруг вырос в такую шишку.

— Спасибо вам, ваше величество, — сказала Эрбелль, — за то, что вы пригласили моего супруга присутствовать на церемонии. Это огромная честь для нас!

— Спасибо вам и вашему мужу за мою жизнь, — свободно улыбнулся в ответ Илья. И перевёл взгляд на Сергея.

Тот явно не рвался соваться на глаза и, встретив на себе взгляд «когда-то друга», а позднее — одного из злейших недругов, попятился. Глаза у него были угрюмые, и в глубине их жила злоба, перемешанная со страхом и порождённая им. Одного взгляда на него хватило бы, чтобы понять — он ждёт только дурного, и в этой ситуации предпочёл бы, чтоб его и вовсе не заметили.

Юный император мысленно усмехнулся, протянул ему руку.

— Привет, Серёга. Рад видеть. — И зашагал прочь, уже не ощущая на себе недоумевающий, вопросительный взгляд. И так много о чём нужно было подумать.

Где-то там, в недрах дворца, вовсю готовили праздничное застолье. Госпожа Межена, прижимая к себе недовольно попискивающий кулёк, извинилась и удалилась на какое-то время к себе в покои, но ни Илья, ни кто-либо из его спутников не мог позволить себе такой же роскоши. Им предстояло весь день быть на виду.