Книга История Англии - Андре Моруа

3. Некоторые секты заходили в толковании Библии даже дальше, чем Кромвель и его люди. Секта людей «Пятой монархии» верила, что Христос скоро вернется и что Тысячелетнее царство уже близко. Их Евангелием была седьмая глава Книги пророка Даниила, апокалипсическая глава, потому что один из ее стихов возвещал царствие святых, и они хотели, чтобы Англией правил некий Синедрион. Анабаптисты заново крестили мужчин и женщин в сумерках, в текучих водах. В те времена Джордж Фокс основал Общество друзей, которые вскоре получили прозвище квакеров (трясунов; Quakers), потому что их вера на некоторых собраниях физически проявлялась в виде сильной дрожи. В глазах квакеров религия должна быть только внутренним духовным опытом. Они считали бессмысленным рукополагать священников или строить церкви. В противоположность пуританам, Друзья думали, что каждый человек может одержать в жизни полную победу над грехом. Они проявляли больше доброты и больше спокойствия, нежели большинство прочих сект. Но их отказ от проповеди, от участия в войне, даже справедливой, а также отказ от признания авторитета церковных священнослужителей делали из них невольных бунтарей.

4. За время правления пуритан жизнь, в той мере, в какой они могли руководить ею, была довольно унылой. Они запрещали излюбленные развлечения англичан: театр, скачки, петушиные бои. С игорными и публичными домами было покончено. По воскресеньям улицы обходили патрули, приказывая закрыть питейные заведения. Каждый должен был проводить этот день в кругу своей семьи, читая Писание и распевая псалмы. По воскресеньям в Лондоне слышались «только звуки молитв или песнопений, доносившиеся из церквей». В 1644 г. парламент запретил в субботний день торговлю, путешествия, перевозку грузов, колокольный звон, стрельбу, работу рынков, питейных заведений, танцы и игры. Ослушникам грозил штраф в пять шиллингов с каждого человека старше четырнадцати лет. За детей, повинных в нарушении этих запретов, платили родители или опекуны. Религиозные службы были лишены всего, что могло напомнить торжественность и красоту католических или даже англиканских церемоний. Эвелин рассказывает в своем дневнике, что в 1657 г. он был арестован на Рождество в некоей часовне за то, что «соблюдал суеверное время Рождества Христова». Верующие так боялись показаться папистами, что теряли всякую умеренность и всякую благопристойность. «Они читают и молятся совершенно бестолково, — пишет дальше Эвелин, — без всякого почтения и благоговения. Я видел, как целая конгрегация сидела в шляпах во время чтения псалмов. В некоторых храмах вообще не читают Писание, но произносят пресные молитвы, за которыми следует необычайно длинная проповедь, не понятная ни тем, кто ее слушает, ни тому, кто ее произносит… Многие церкви теперь заставлены закрытыми скамьями, где верующие сидят изолированными группами по 3–4 человека». Эта закрытая скамья станет одним из знаков пуританского индивидуализма и предметом споров между Высокой и Низкой церквями.

5. Несмотря на свое презрение к красоте, пуританство породило двух выдающихся писателей, которые, впрочем, написали свои произведения уже после падения Commonwealth. Первый из них — это Мильтон (1608–1674), превосходный в юности и непосредственный наследник великих елизаветинцев. Он отказывается от языческой поэзии во времена политических конфликтов и, бросившись в «ледяную стихию прозы», становится «секретарем Государственного совета для латинской корреспонденции» и одним из верных приверженцев Кромвеля. Потом, уже ослепнув, диктует после Реставрации две большие эпические поэмы «Потерянный рай» и «Возвращенный рай» и еще драму «Самсон-борец» — духовную автобиографию, где побежденный герой, подобно самому ослепшему Мильтону, стенает среди торжествующих филистимлян. Уже в классическую эпоху Мильтон является последним выжившим представителем Возрождения. В нем одном перемешаны языческая грация и возвышенная торжественность пуританства. Второй — это Беньян (1628–1688), автор книги «Путь паломника», опубликованной в 1678 г. и столь же знаменитой среди англичан, как «Илиада» у греков. Это символический рассказ, который от сухости изложения спасает простодушие. Беньяну, бродячему жестянщику, терзаемому то адскими, то небесными видениями, пришла в голову простая, но гениальная мысль: превратить абстракцию движения христианской души по пути к спасению в описание реального путешествия. Христианин, центральный персонаж книги (разумеется, не кто иной, как сам Беньян), ищет путь в Вечный град. И достигает его наконец, несмотря на происки своих врагов. Непосредственность самого рассказа, диалогов, преобразование духовных событий в конкретные драмы позволяют простым и искренним читателям лучше понять, нежели в других благочестивых книгах, природу религиозной жизни.

6. Пуританская тирания была подобна всем прочим, претендующим на то, чтобы преобразовать нравы. Меньшинство подчинилось по убеждению, большинство — из страха, и подчинение этого последнего было скорее мнимым, нежели реальным. Достаточно прочитать письма Дороти Осборн сэру Уильяму Темплу, чтобы понять, как в многочисленных имениях мужчины и женщины пытались тогда, без шума и как бы отстранившись от своего времени, вести человечную и мудрую жизнь. Самые отважные роялисты, несмотря на свое отвращение к бунтовщикам, пытались после скитаний на континенте вернуться к себе и снова обосноваться дома. Сам претендент (то есть будущий Карл II) поощрял их к этому. Для него лучше было иметь сторонников на местах. Эвелин рассказывает, как он решился вернуться в свое поместье, «потому что оставалось мало надежд на благоприятные изменения, ибо все было в руках бунтовщиков». При жизни Кромвеля Реставрацию, хоть и такую близкую, не предвидели даже самые прозорливые.

Титульный лист издания поэм Джона Мильтона. 1645

7. После Реставрации пуританский дух, в свой черед, познает гонения. Но ему было суждено выжить. Диссидент, человек, не согласный «приспосабливаться», требующий для своей совести права судить обо всем, привыкший принадлежать к меньшинству и наслаждаться этим положением и который, сделав свой выбор, готов сохранить ему верность даже с опасностью для своего счастья или жизни, станет одним из самых замечательных и наиболее устойчивых английских типов. Он будет неустанно заниматься то религиозными, то политическими вопросами, но, каким бы ни был объект его усердия, он останется сильным, упрямым, неподкупным. Это он поведет борьбу против рабства, против проституции, против войны и будет поддерживать вплоть до наших дней унылость английских воскресений. Английский характер обязан ему как некоторыми самыми лучшими своими чертами, так и теми, которые заставляют его ненавидеть. Среди его непременных свойств — серьезность, верность, неподкупность, но также часто двуличие, поскольку человеческая природа гораздо сложнее, чем хотелось бы кальвинистам. Истина не в том, что в одних живет Бог, а в других Сатана, но в том, что в каждом из нас борются Бог и Сатана. Из-за невозможности принять свои неизбежные дурные мысли пуритане старались прятать их под благочестивыми речами. Свои личные и даже национальные интересы они прикрывали «нравственной» личиной. В этом, как и во многом другом, большому числу англичан было суждено сохранить пуританский образ мышления, и три века спустя Дизраэли придется признать, что никто не может править Англией, не считаясь с ее нонконформистским сознанием.