Книга История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный - Сергей Зотов

Рис. 14

Рис. 15

Рис. 16

Алхимические сосуды и лаборатории стали одним из важнейших мотивов в творчестве Ремедиос Варо (1908–1963) — подруги Каррингтон, которая училась в Мадриде вместе с Сальвадором Дали. Несмотря на то, что среди названий ее картин встречаются такие, как «Алхимия, или бесполезная наука», она была очень увлечена мистицизмом, штудировала книги по ведьмовству, оккультизму и алхимии, занималась «оккультной готовкой» и приготовлением магических зелий вместе с Каррингтон. Варо также хорошо разбиралась в технической и медицинской иллюстрации, поскольку выполняла частные заказы, рисуя насекомых-паразитов для министерства здравоохранения Венесуэлы или рекламу для фармацевтической фирмы. Потому ее картины показывают объединение принципов природы и технологии, алхимии и химии, искусства и науки. Художница, известная своим увлечением феминизмом, часто рисовала в роли алхимиков женщин, что было нетипично для старинных миниатюр. В самой алхимической работе Варо, «Сотворении птиц» (17), мы видим антропоморфную женщину-сову, которая рисует птиц при помощи кисти, присоединенной к скрипке, а затем оживляет их волшебной лупой, улавливающей звездный свет. Красками ей служит дистиллят, поступающий из алембика, собирающего сияние Луны и звезд. Это торжество синестезии отсылает к пифагорейской теории, где музыка, геометрия и устроение небес были неразрывно связаны.

Рис. 17

Гений сюрреализма и самый известный художник этого направления, каталонец Сальвадор Дали (1904–1989), тоже обращался к теме алхимии. Как и остальные живописцы, он пришел к ней через психоанализ — более того, он был одним из клиентов Зигмунда Фрейда и делился с ним своими работами. Нескромно считая себя продолжателем дела другого каталонца, Рамона Лулла, Дали объявил всю свою жизнь алхимическим процессом. В 1962 г. на основе изображений из книг про историю алхимии он создает картину «Алхимик» (18), на которой атанор и колбы причудливо сочетаются с типичными для творчества сюрреалиста символами — муравьями и языками на подставках. В поздний период творчества, в середине 1970-х гг., Дали рисует целый цикл изображений под общим названием «Алхимия философов». В нем можно найти образы короля и королевы, напоминающие миниатюры «Розария философов», придуманного им «ангела алхимии», символизирующего пары металлов, которые древние златоделы часто изображали в виде небесных вестников, а также отсылки к «Изумрудной скрижали», темам андрогина и уробороса.

Рис. 18

Рис. 19

В конечном итоге из-за сюрреалистов, столь увлеченных эзотерическими темами, алхимические образы все чаще появляются среди художников других направлений. Даже у далеких от мистики творцов появляются некоторые мотивы, вдохновленные историями о поисках философского камня. К примеру, у нидерландского художника Маурица Эшера (1898–1972) мы находим гравюру с драконом, кусающим свой собственный хвост — своими очертаниями он сильно напоминает дракона со свитка Джорджа Рипли (19). По описанию самого художника, этот двухмерный бумажный уроборос пытается стать трехмерным, складываясь подобно фигурке оригами. Тема алхимического андрогина, слепленного из Адама и Евы, встречается у белорусско-французского художника Марка Шагала (20), который успел поработать с Ремедиос Варо.

Рис. 20

Алхимия становится одним из мотивов и в творчестве художников, работающих в технике реди-мейд, т. е. с готовыми объектами. Французско-американский практик и теоретик авангарда Марсель Дюшан (1887–1968) открыто признавал свое увлечение алхимией и считал ее разновидностью философии и способом мышления. Он видел художника новым алхимиком: благодаря своему искусству он может трансмутировать окружающую реальность. Дюшан был знаком с русским живописцем Василием Кандинским, другом немецкого мистика Рудольфа Штайнера, и читал его книгу «О духовности в искусстве». Его ближайшие друзья и патроны имели оккультные интересы и считали себя теософами. Библиотека Дюшана также содержала книги о тайных науках, распространенные в те времена во Франции; более того, художник некоторое время проработал библиотекарем и имел доступ к оригинальным алхимическим сочинениям. Несмотря на то, что златоделие сильно повлияло на философию Дюшана, прямых отсылок к нему в наследии художника не так уж и много: только картина «Невеста» (21), на которой женскую фигуру образуют алхимические сосуды, выдает его увлечение королевским искусством.

Рис. 21

Еще одним художником, близким по духу Дюшану, и также интересующимся алхимией, был немец Йозеф Бойс (1921–1986). Свое искусство он считал подобием златоделия, способного развить и улучшить человеческое самосознание. Полагая творчество актом ритуального искупления вины всего человечества за участие во Второй мировой войне, Бойс символически обновлял мир при помощи квазимагических художественных действий. Он объявил себя своего рода шаманом, целителем, работающим при помощи алхимических трансформаций, и потому в его арт-объектах часто используются различные металлы, химические ингредиенты, лекарства и сосуды с краской, а на картинах появляется алхимическая аппаратура. К примеру, работа «Солнечный диск», представляющая собой золотую пластину, отсылала к лечебной алхимии, а в других инсталляциях Бойс использовал жир как метафору первоматерии. Считая, что подобное исцеляется подобным, художник постоянно возвращался к теме концлагерей с их кремационными печами, уподобляя работу фабрики смерти трансмутации в философской печи. Алхимическое творчество Бойса вдохновило одного из его учеников, Ансельма Кифера (р. 1945). В своих картинах он использовал не только краски, но и свинец или железо, и часто наполнял полотна аллюзиями на каббалу и златоделие. Например, в работе «Атанор» Кифер использует технику выжигания поверх масляной живописи, сравнивает ремесло художника с алхимической практикой и одновременно отсылает к ужасам концлагерей. Для другой работы художник создал двести свинцовых книг, обозначающих базовое вещество для великого делания и одновременно средство защиты от радиации, поскольку свинец используется при строительстве бункеров на случай ядерной войны. Символически превращая мировое зло в духовное золото, Кифер по-новому интерпретирует проблему отношения к войне, поставленную своим наставником.