Книга Социальная справедливость и город - Дэвид Харви

Такое же очевидное различие видно между методом, использованным в части I, и методом, использованным в части II этой работы. Для демонстрации лучше использовать наглядный пример. Перераспределение реального дохода в городской системе является предметом рассмотрения в главе 2. Внимание сразу привлекает определение и смысл «дохода». Политика, направленная на перераспределение дохода, может компенсироваться изменениями в общественном определении и понимании дохода, что может вернуть распределение к его исходной точке, — это пример целостности, формирующей взаимоотношения внутри себя с целью сохранения своей структуры. Чтобы разобраться с этой проблемой, нам надо ввести расширенное определение дохода. Определение, которое дано в главе 2, — «распоряжение ограниченными ресурсами общества». Можно расширить это определение еще больше, как, например, сделали Миллер и Роуби в своей работе «Будущее неравенства» (Miller and Roby, 1971). И все же все эти расширительные определения будут сталкиваться с одной и той же сложностью. И «ресурсы», и «дефицит» общественно определяемы, а «разнообразие социальных и культурных ценностей путает карты любой упрощенной теории перераспределения реального дохода» (см. раздел «Социальные ценности и культурная динамика городской системы»). Расширение определения дохода не разрешает проблему, оно просто отодвигает ее. Кроме того, нет никакого очевидного ограничения для расширения этого концепта. Эти расширения и сдвиги в значении концепта время от времени происходят у нас на глазах. Как становится очевидно в главе 2, например, социальные и культурные условия, придающие смысл концепту дохода, не определяются произвольным образом, они сами являются продуктами определенных условий и совершенно точно каким-то образом структурированы. Тем не менее все возможные последствия этого не могут быть нами поняты, потому что нет еще такого метода, который позволил бы нам сделать это. Общество представляется в главе 1 как целостность с несколькими взаимодействующими частями, но части при этом видятся как взаимодействующие друг с другом сопряженно, как будто объединенные вместе. Соответственно, попытки избежать бесформенного релятивизма и придать более глубокое значение концепту дохода никогда не будут успешными.

Подход меняется в главе 2, так как здесь начинает оформляться методология, подходящая для решения таких задач. Общество начинает рассматриваться как набор структур в процессе постоянной трансформации. Концепция способа производства, охватывающая структуры, находящиеся в конфликте друг с другом, представлена в главе 6 как ключ к пониманию вопросов распределения. Внутри способа производства определенные состояния сознания складываются не произвольным образом и не вдруг, а под влиянием трансформаций и давления, оказываемого на глубоко укорененные способы мышления и изменяющего их таким образом, что они начинают всецело поддерживать существующую структуру производства в обществе. В результате состояния сознания, сопутствующие реципрокности и перераспределению как способам экономической интеграции, изменяются, чтобы соответствовать потребностям общества, основанного теперь на рыночном обмене. Определение дохода изменяется вместе с изменением сознания. Смысл и определение дохода, таким образом, может рассматриваться как что-то «производимое» при данном способе производства, что отражает социальные отношения в определенный исторический период. Стремясь переопределить концепт дохода, Титмус, как и Миллер и Роуби, просто-напросто старается поспеть за изменениями социальных отношений в обществе. Более того, пропадает разделение между производством и распределением. Я не мог придумать ничего лучше, чем дать прямую цитату из Маркса на этот счет: «…производство, распределение, обмен и потребление… образуют собой части целого, различия внутри единства. Производство господствует как над самим собой во всей противоположности своих определений, так и над другими моментами…Что обмен и потребление не могут иметь господствующего значения — это ясно само собой. То же самое относится к распределению как к распределению продуктов. В качестве же распределения факторов производства оно само есть момент производства. Определенное производство обусловливает, таким образом, определенное потребление, распределение, обмен и определенные отношения этих различных моментов друг к другу. Конечно, и производство в его односторонней форме определяется, со своей стороны, другими моментами. Например, когда расширяется рынок, т. е. сфера обмена, возрастают размеры производства и становится глубже его дифференциация. С изменением распределения изменяется производство, например, с концентрацией капитала, с различным распределением населения между городом и деревней и т. д. Наконец, нужды потребления определяют производство. Между различными моментами имеет место взаимодействие. Это бывает во всяком органическом целом» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 725–726).

Именно через такого рода формулировку можно избежать бесформенного релятивизма, от которого глава 2 так и не может избавиться, не прибегая к тем абстрактным принципам, говоря словами Энгельса, «вечной морали и справедливости», которые пронизывают большую часть главы 2, становятся объектом тщательного исследования в главе 3 и, наконец, окончательно отвергаются вместе с введением различения факта и ценности в главе 4. Процесс, обозначенный в главе 2, может быть, соответственно, переинтерпретирован в свете другой методологической позиции, заявленной в части II.

Концепция общества как целостности внутренне взаимосвязанных частей с ее собственными законами трансформации не может априорно считаться главной концепцией всего. Маркс обращался к истории за доказательствами и подтверждениями своей онтологии и старался показать превосходство этой концепции, применяя на практике соответствующий ей метод. В этой практике использовалась особая эпистемология, и тут мы должны сделать второй шаг на пути к пониманию марксистского метода.

2. Эпистемология

Эпистемология нацелена на раскрытие процедур и условий, которые делают возможным получение знания. В работах Маркса онтология и эпистемология взаимосвязаны. Он считает знание частью человеческого опыта, получаемого из человеческой практики, что и демонстрирует взаимосвязь внутри общества, понимаемого как целостность. Сознание и знание — продукты социальной ситуации. Но познание является продуктивной деятельностью и поэтому представляется как часть более общего процесса трансформации общества. Маркс пишет:

«Поскольку сам мыслительный процесс порождается ситуацией, сам является естественным процессом, то и в чистом виде умозрительная мысль обладает теми же характеристиками и может формироваться лишь поэтапно, в соответствии с уровнем развития, включая уровень развития органа мышления» (цит. по: Schmidt, 1970, 31).

Во Введении «К критике политической экономии» Маркс продвигается дальше в своем исследовании процесса познания:

«Поэтому для сознания… движение категорий выступает как действительный… акт производства, результатом которого является мир; и это… постольку правильно, поскольку конкретная целостность, в качестве мысленной целостности, мысленной конкретности, действительно есть продукт мышления, понимания; однако это [мысленная целостность] ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и саморазвивающегося вне созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятия» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 727).