Книга Компрессия - Сергей Малицкий

– Я слышу, – сказала она.

– А на двадцать седьмой день Миха исчез. Я искал его больше суток. Особо беспокоиться не следовало, я был тогда уверен, что в компрессии нам ничего не угрожает. В конце концов, по каким-то причинам его могли вытащить из компрессии раньше времени, без Михи вообще мало что обходилось, хотя технической стороной больше занимался, конечно, я. Он появился под утро, бледный, взъерошенный, в разодранном комбинезоне. У него была выжжена дыра на груди. Когда я спросил, что с ним случилось, он ответил, что его убил Кидди.

– Бред, – бросила Моника.

– Возможно. – Рокки говорил спокойно. – Хорошо запрограммированный бред, который имеет серьезные последствия для физического здоровья. Миха сказал, что проснулся от ощущения, что Моника где-то рядом. Это чувство было столь острым, что он поднялся и пошел в сторону гор. Он не помнит, как долго шел, но когда добрался до места, уже начинало светать. Твердый камень сменился зеленой травой, которая достигла пояса. Он шел долго, пока не услышал прерывистое дыхание. И он узнал это дыхание. Он сказал, что не спутает это дыхание ни с одним дыханием в мире. Там, в траве, была Моника. Не одна. С тобой, Кидди, с тобой. Ведь это ты называешь женщин «девочка моя»? Стиай потешался над тобой в академии, говорил, что Кидди любят женщины потому, что он называет их девочками. А ведь это удобно, Кидди! Никогда не назовешь ни одну из них чужим именем!

– Рокки! – почти взвизгнула Моника.

– Ладно. – Рокки помолчал. – Миха узнал тебя, Кидди, и тебя, Моника! Подошел почти вплотную, замер, как истукан. А потом прозвучал голос: «Вот я и нашел тебя, негодяй Кидди Гипмор». И в тот же миг оттуда, из травы, ударил выстрел. Тепловой заряд, судя по всему, из такого же импульсника. Когда Миха пришел в себя, у него был ожог на груди. Я подумал, что это от тлеющего комбинезона, хотя он уверял меня, что пламя прожгло его насквозь! Он сказал, что на том месте осталась только трава, которая почему-то была вымазана в крови. Наверное, в крови Михи.

– От выстрела из импульсника не бывает много крови, он сваривает края раны, – пробормотала Моника.

– Откуда ты знаешь? – напрягся Рокки.

– Я… видела, – негромко бросила она.

– Тогда чья же это была кровь?! – заорал Рокки.

– Не знаю. – Моника почти шептала. – Я ничего не помню.

– Я так понял, что мы обсуждаем компрессию? – спросил Кидди. – То есть, образно выражаясь, наведенный сон? Причем наведенный именно вами, то есть корпорацией «Тактика» на собственных сотрудников? У меня достаточно причин чувствовать себя негодяем перед Михой, но я никогда не только не стрелял в Миху, но даже в руках никакого импульсника не держал.

– Это не был голос Михи, – вдруг прошептала Моника. – Может быть, там осталась кровь того, кто сказал эти слова?

– Ты можешь что-то объяснить? – спросил Рокки.

– Нет. – Голос Моники дрожал. – Я ничего не помню. Почти ничего, только голос. Чужой голос, силуэт. Потом все гаснет во тьме. Я даже не могу сказать, почему помню, что рана Михи не кровоточила.

– Но кто тогда был с тобой? – почти выкрикнул Рокки.

– Неважно. – Она вздохнула. – Ведь это был сон.

– Сон? – Рокки ударил кулаками друг о друга. – На двадцать седьмой день, после того как мы с Михой вылезли из капсул и он умчался к Монике, Миха умер.

– Совпадение. – Голос Моники был безжизненным. – Простое совпадение.

– Подождите. – Кидди был вынужден открыть глаза, потому что перед ним вновь встало лицо Сиф с плотно сжатыми губами. – Рокки. Ты сказал, что голос прозвучал. То есть эти слова произнес не Миха. Может быть, это сказал кто-то знакомый? Чей был голос? Что рассказал Миха? Что показал дешифратор потом? Неужели ты не захотел увидеть этот инцидент собственными глазами?

– Инцидент? – Рокки опустил голову на колени. – Это была моя часть работы. Я отвечал за программное наполнение пространства. Это очень сложно, особенно с учетом того, что приходилось не только ломать естественный человеческий сон, но и заставлять мозг работать с предельной нагрузкой. Я был уверен, что мы предусмотрели все. Что я предусмотрел все. Работали, конечно, сотни людей, но я был главным. Ничего подобного случиться не могло. И дешифратор нам не помог. Миха просто вышел за пределы его действия. Неизвестно куда вышел. Ты можешь себе представить, что диктуешь текст редактору, а строчка сползает с монитора и мигающими точками продолжается в воздухе? В пустоте! Вот так и Миха. Мы вместе с ним отсматривали реконструкцию. Он ушел за пределы экрана, а потом вернулся, и что там с ним произошло за пределом компрессии – я сказать не могу. Но он умер точно на двадцать седьмой день, и, если бы мы вытащили нашу компрессию из тех капсул, в которых мы ее пережили, и растянули ее на реальное время, я клянусь тебе, Кидди, что время смерти Михи совпало бы в минутах!

– Послушай. – Кидди постарался говорить спокойно. – Что это такое, ваша компрессия? Что она представляет собой? Ведь это иллюзия? Мастерская иллюзия, которая ни на ощупь, ни на запах, ни на вид ничем не отличается от реальности. Когда я был в гостях у Билла и вместе с Михой, Моникой, Стиаем, Биллом и Сиф отправился в удивительный сон, мне так показалось, что он ярче реальности. Пойми, меня не было в том сне! Но если и был! Представь себе, что кому-то приснилось, что ты, Рокки Чен, убиваешь человека. Этого достаточно, чтобы обвинить тебя, бодрствующего, не подозревающего ни о каком преступлении, в том убийстве? Абсурд!

– Я, наверное, сошла с ума. – Моника зашмыгала носом. – Я, наверное, сошла с ума, поэтому не запомнила больше ничего. Но этот сон… он приснился мне уже после смерти Михи. Через месяц. Помнишь, Рокки? Ты бросал мне линию. Вот на следующий день я и… уснула. Что толку от твоего растягивания и расчета, если сон… мне приснился уже после смерти Михи?

– Что ты знаешь о компрессии, если даже я знаю о ней далеко не все? – горько усмехнулся Рокки. – Что такое время? Что с ним происходит там, где реальность, сжатая в сотни, тысячи раз, переживается со скоростью обыденного истечения сознания?

– Подожди. – Кидди потер виски ладонями. – Тогда что это все? Как вы могли начинать внедрение программы, пусть даже это внедрение началось в тюрьмах, не представляя ее суть?

– Суть? – Рокки переломил сухую ветку. – Когда наш предок, Кидди, сидел у костра или жарил на нем мясо, он вовсе не представлял себе суть огня. Он понятия не имел о сущности процессов, происходящих при сгорании дерева, однако это не мешало ему пользоваться его теплом. Мы испытали компрессию на себе!

– Для одного из вас это закончилось трагически! – заметил Кидди.

– Для всех нас, – горько обронил Рокки. – Михи нет, Стиай превратился в холодного стервеца, Моника скоро окажется в состоянии перманентной истерики, Брюстер вздрагивает уже от шороха за спиной, а я спрятался на болоте. Один ты, Кидди Гипмор, дослужился до званий и привилегий. Моника уже рассказала мне о кусочке моря возле твоей виллы. И это при том, что тебя-то Стиай ненавидел больше других.