Книга Утро без рассвета. Колыма. Книга 1 - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Трудно будет, паря. Собаки долго песком плеваться станут. Да и сами. Глотка, однако, долго болеть будет, — заранее сетовал каюр.
Как только солнце окрасило снег тундры в нежнорозовый свет, нарта подъехала к четвертому перевалу. Он был ужасен. Отвесные бока его морщились, грозились вот-вот обрушиться на головы людей.
— Как ты на него взбирался раньше? — спросил Яровой.
— Вон по тому склону. Видишь. Так дальше, но легче.
Аркадий понял, что иного выхода нет, и согласился.
Когда солнце стояло в зените, упряжка подъехала к Чегейтынуп. Голова сопки была рыжей. И ветер, поднявший на вершине ее песок, сделал сопку живой. Словно рыжие кудри развевались на ее голове.
— Вот она! Проклятая! — ругался каюр.
— Погоди! — остановил его Яровой. Внимательно оглядел сопку. Там, где был подъем, ветер завихрял песок сильно. С другой стороны — более крутой — ветра было меньше. Но лед. Правда, и его песком попудрило. Взобраться туда можно быстро. Но как быть с собаками? Сюда их если и поднимать — песка наглотаются. Ослепнут. «А что если их поднять сзади? Волоком! И каюра. Сам рот шарфом завяжу, если ветер закрутит. Надо испробовать». И он повернулся к коряку.
— Я поднимусь. А ты привязывай нарту не спереди, а сзади.
— А собачки? Они же лапы порежут, бока.
— Поставь их на брезент, каким нарта укрыта. Брезент закрепи. Собак положи. Я поднимусь. Через брезент не порежутся.
— Ох, паря, не делали мы так. Никто на сопку задом не ехал.
— А ты так поедешь, — оборвал его Яровой.
— Сопка обидится.
— Это ты брось. Нам важно добраться. Скорее. Давай разворачивай собак. Снимай брезент. Делай, как надо. Я пошел, — взял Яровой конец чаута.
Первые десяток шагов дались легко. Дальше— невозможно. Ветер с песком, словно разгадав намерения, развернулся. Песок, будто иглами колол лицо. Слепил глаз. Вверх, вперед — глянуть невозможно. Яровой, угнув голову, торопится. Скользит. И снова взбирается вверх. Вот и вершина. Аркадий, подав сигнал каюру, потянул упряжку. Собаки удивленно залаяли. Так им еще не приходилось подниматься на Чегейтынуп. Но повернуться они боялись. Знали характер >той сопки.
Привязанного за спину каюра Яровой легко поднял наверх. Тот встал. Отряхнулся от песка и сказал:
— Ну и насмешу, однако, всех каюров, когда расскажу им, как ищу моему Чегейтынуп покорилась. Не поверят только. А зря! Эх, паря, оставайся у нас. Шибко хороший ты каюр.
В четыре часа дня Аркадий на нарте въехал в Каменское. Полтора дня! Вдвое сократил время. И удивленные глаза домов приветливо улыбались человеку.
Яровой тут же пошел в отделение милиции. Прошел в кабинет' к начальнику. Тот, привстав удивленно, сказал:
— Вот это да! Из Армении.
— А чему удивились? — не понял Аркадий.
— К нам из Петропавловска раз в десять лет приезжают. Их сюда: колом не выгонишь! Дорожка-то у нас трудная. Летом полегче будет. Три месяца можно к нам по воде добираться. А остальные девять — сами знаете, — и вдруг, спохватившись, заинтересованно спросил:
— А какое дело у вас ко мне?
— Я расследую дело об убийств е.
— Что?
— У вас на поселении жил Рафит.
— Так это он?
— Пока не знаю. Он — один из подозреваемых, — Аркадий коротко рассказал суть дела.
— Вообще-то он недавно вернулся с материка. Только в поведении его я ничего необычного не заметил.
— Так убийство совершено в Армении, здесь ему нечего бояться, — сказал Яровой. — Кстати, а вы не интересовались, почему он вернулся сюда и не остался на материке?
— Это и так понятно. Заработки притянули. Где он сможет столько получать?
— Есть места, где не меньше имеют. Но там его не знают. А тут — привыкли. Сжились. Вот и вернулся, где меньше подозревать будут. Уж здесь его знают. Стерпелись.
— Кой черт стерпелись! Торчит, как чирей на заду. Отделаться от него — руки не достают. Вот и сидит — холера ему в бок! — вспыхнул начальник милиции.
— Что, и здесь он себя проявил? — спросил следователь.
— Еще как! Редкий жлоб. Я таких в жизни не видал. Вот вы
говорите убил, а оплатил ему покойничек дорожные расходы? Ведь он без этого ни за что не поехал бы в ваш Ереван!
— У убитого в кармане было пятьсот рублей.
— Тогда это не наш! Нет! Не Рафит! — вздохнул с облегчением начальник милиции.
— По че му?
— Да он, пройдоха, из-под себя норовит продать! А с копейкой в жизни не расстанется. Он бы у вашего убитого не только деньги, исподнее снял бы.
— Да, но с руки убитого пропал перстень с рубинами, — добавил, Яровой. — По показаниям — этот Скальп никогда не расставался с ним.
— Рафит в этих камнях разбирается не лучше клячи, на какой воду возит. Что он в них соображает?
— Но перстень был золотой. Правда дешевый. Хотя дело не в цене. Рафита могли купить, как убийцу.
— Я не выгораживаю этого прохвоста, поймите меня правильно. Только такие деньги у покойника он ни за что не оставил бы. Скорее сам умер бы.
— Может, помешали обокрасть.
— Не-ет, вы говорили, что в подъезде нашли, ранним утром. Кто мог ему помешать? Нет. Это не он. Хотя я и рад бы был, чтоб его от нас убрали, — говорил начальник милиции.
— Ну, а не говорил ли он кому-либо, что хочет убить своего врага?
— Лично мне, конечно нет. Но с Петром, с каким он жил, стоит поговорить. Он тоже, как и Рафит, в коммунхозе работает.
— И еще. По прибытии на поселение не завел ли он себе вклад?
— Завел! Сразу. По трояку носил.
— А из лагеря не привез с собой?
— Кто его знает. В сберкассе надо спросить. Они, конечно, все поднимут, — сказал начальник.
— С кем он здесь общался больше всего? — на всякий случай спросил Яровой.
— С кобылой. Люди, после того случая с похоронами, о каком я вам говорил, все до единого от него отвернулись. Как от чумного!
— А до этого?
— У Петра спросите, — посоветовал начальник милиции.
Возчика Яровой нашел сразу. И, остановив его, попросил уделить
немного времени. Представился. Сказал, что его интересует период жизни в одном доме с Рафитом.
Петра передернуло. Гримаса брезгливости застыла на лице. Возчик и Яровой зашли в отделение милиции.
— Сколько вы жили вместе? — спросил следователь.
— Год.
— Его к вам поселили в тот день, когда он приехал?