Книга Неравный брак - Анна Берсенева

– Я не совсем все-таки дурака… – ненавидя себя за этот лепет, выговорил Юра.

– Знаю, обезболивающее кололи на дорогах, – хмыкнул Ларцев. – Дело нужное, но, простите мой цинизм, квалификации вам не прибавившее. Ну, здесь-то быстро восстановитесь, – успокаивающе добавил он.

– Я еще записывал кое-что, – как школьник, не выучивший урок, сказал Юра.

– С удовольствием посмотрю ваши записи, когда… – начал Ларцев.

– Юра! – Борька просунул голову в дверь. – Извините, Андрей Семеныч, я на минутку. Пошли быстрее, там журналисты американские.

– Ну и что? – удивился Гринев.

Вскочил со стула он, впрочем, с облегчением: у него даже пот на лбу выступил от этого разговора.

– Пошли, пошли, – поторопил Борис.

Гриневу было чему удивляться. Он и в самом деле считал Годунова гением здравого смысла, и все их пребывание в Чечне это только подтверждало. Борька мгновенно усвоил неписаный кодекс здешнего поведения и бдительно следил за тем, чтобы никто из вверенных ему людей этот кодекс не нарушал.

Появившись в новой местности, сразу же следовало идти «под крышу» главы администрации – и Годунов шел, и договаривался с начальством так, что до сих пор его спасатели нигде не имели осложнений.

Ехать куда-нибудь в горный аул можно было, только если ответственность за безопасность врачей брал на себя какой-нибудь тейповый авторитет. В противном случае ехать не следовало, даже если в этом ауле все население лежало вповалку и просило о помощи.

Если не успел добраться в больницу до наступления комендантского часа – надо было останавливаться там, где застала тебя темнота, и до утра оказывать пострадавшему помощь на месте, хоть и каждая минута дорога. Потому что блокпосты стреляли в темноте по всему, что шевелится, а один труп все-таки лучше, чем два.

И надо было помнить о двусмысленности своего положения: действовали-то они за линией фронта, фактически на территории противника русской армии. Правда, военные ни в чем не чинили препятствий, но ясно было, что армейская разведка следит за всеми передвижениями спасателей Красного Креста. Другое дело, что за десяток бинтов или за лосьон от чесотки ребята на блокпостах готовы были пропустить врачей куда угодно: бинты выдавали по одному в неделю на блокпост, а от чесотки и вшей мучилась вся армия.

Одним из пунктов этого кодекса безопасности было: не иметь никаких дел с журналистами. Журналисты – это политика, а любой человек, связанный с политикой, подвергался в Чечне смертельной опасности. Потому Юра и удивился Борькиному приглашению.

– У них спутниковый телефон с собой, – объяснил Годунов, пока они шли по ведущей за поселок дороге. – Здесь же обычные сотовые не фурычат. Домой звякнешь, плохо, что ли?

Юра сразу ускорил шаг.

Журналисты оказались хоть и американские, но русского происхождения, зря он вспоминал по дороге английские слова. Правда, похоже было, что мужчина со шкиперской бородкой, возившийся с чемоданчиком спутниковой связи, жил в Америке много лет и впервые посетил родину.

– Извините, вы не знаете, где здесь север? – спросил он Гринева с Годуновым. – Нам надо направить антенну на север.

– Усман! – тут же окликнул Борис проходившего вдалеке чеченца. – Север где у вас?

– Там, – махнул рукой Усман.

– Да, как же я не сообразил, – уважительно кивнул журналист. – Он же в любом месте ориентируется, потому что знает, где восток: у него есть чувство молитвы…

– При чем тут молитва? – хмыкнул Годунов. – Он «Аллах акбар» год назад первый раз услышал, и то по телевизору. Живет он тут, вот и знает.

– Назовите номер, Юрий, – предложил журналист. – Я наберу.

– Сколько я могу говорить? – с колотящимся сердцем спросил Гринев.

Он не звонил домой ни разу за все это время; только в самом начале, из Слепцовска. Просто возможности не было.

– На ваше усмотрение, – вежливо ответил американец, передавая Гриневу трубку и отходя в сторону. – Нас не очень стесняют в средствах.

Трубку в Москве подняли после шестого гудка.

– Авво! – услышал Юра; Полинка что-то жевала. – Шушаю!

– Ты дома? – спросил он, стараясь говорить спокойнее. – В гости зашла, мадемуазель Полин?

– Ой! – Полинка взвизгнула так, что у него в ухе зазвенело, и, кажется, выплюнула то, что было у нее во рту. – Юрка, ты откуда звонишь?!

– Не из Москвы, – улыбнулся он. – Полиночка, как у вас дела, скажи быстро. Кто дома?

– Да никого дома! – закричала она. – Папа на работе, мама в магазин пошла. А я же теперь опять здесь живу, потому что… Ой, да какая разница! Юра, ты… Это у тебя как дела?!

– Да все в порядке, Полин, говори, как у вас, – поторопил он. – Продала гарсоньерку?

– Ой, Юр, что было! – снова завопила она. – Продала, продала, тому как раз, который из Чертанова. Сам рыжий, почти как я, и кота рыжего еще мне притащил, представляешь?

– Представляю. – Он не удержался от улыбки. – А деньги вы отдали?

– Браткам-то? Отдали! С папой ездили отдавать и еще с дядей Маратом, другом его, помнишь? Ой, Юр, что папа сказал, когда узнал, не могу тебе передать!

– Да уж, – хмыкнул он, – нетрудно догадаться. Но все же в порядке?

– Сказал, что я малолетняя идиотка, – все-таки сообщила Полина. – Представляешь – это папа-то! А ты, пусть только вернешься, получишь по полной программе. Что более дурацкого выхода найти было нельзя. А Ева так обревелась, что чуть вся на слезы не изошла! Да ладно, Юр, может, и дураки мы с тобой, но что теперь зря убиваться. Ты когда вернешься?

– Не знаю еще, – ответил Юра, улыбаясь именно дурацкой улыбкой. – Может, скоро. Как сложится. Никто мне не звонил? – спросил он.

– Никто, – секунду помедлив, ответила Полина. – Юр, хочешь, я ей позвоню?

– Нет, – сказал он. – Я сам. Потом… Все, мадемуазель Полин, пока. Спасибо тебе! Всех целуй.

– Спасибо, – повторил Гринев, отдавая трубку подошедшему американцу.

– Не за что, – улыбнулся тот. – Юрий, ведь вы давно здесь, мне вот интересно с профессиональной точки зрения, как вы оцениваете…

– Юрий только на секундочку из операционной выскочил, – тут же вклинился Борька. – Ему обратно пора. Спасибо, ребята, за звонок, счастливо вам! Пошли, Валентиныч, – скомандовал он.

«Как любовь… – вертелось у него в голове, снова прогоняя сон. – Как любовь… Мальчишка! Все правильно… Только вернусь… Надо было вообще от американцев ей позвонить… Нет, испугалась бы. Что бы я сказал, откуда? Вернусь…»

Сон вдруг совсем исчез, и в ясности тревожного предсонья Юра вспомнил, как однажды лег раньше Жени и ждал, когда она выйдет из ванной и ляжет тоже.

Она выключила свет в коридоре, вошла в комнату, наткнулась на стул. Юра лежал на краю кровати и, привыкнув к темноте, видел каждое ее движение.