Книга Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

К концу 216 года у Ганнибала все же появились возможности для усиления своего влияния в Южной Италии. Капуя, богатейший город Кампании, долгое время считался ключевым союзником Рима, его жители пользовались правами римского гражданства и имели своих магистратов. Многие представители элиты были связаны с семьями римских сенаторов родственными узами, которые возникают в результате браков, и значительное число молодых людей служили в римской армии. Теперь, когда Ганнибал уверенно пошел на север, часть правящей элиты сочла необходимым переметнуться на сторону карфагенян. Этому способствовало несколько обстоятельств. Известия о поражении римлян при Каннах, без сомнения, усилили тревогу за безопасность города и прилегающих плодородных земель. Оказали свое влияние и сообщения италийских пленников, отпущенных Ганнибалом для распространения информации о триумфе карфагенян и их великодушном обращении с италиками. Конечно, капуанцы были недовольны бременем обязательств, которые налагались на них союзничеством с Римом, в особенности необходимостью отряжать воинов для римской армии, платить подати и терпеть присутствие в городе римских военных должностных лиц. И наконец, и это, возможно, была самая главная мотивация, элита рассчитывала на восстановление и прежнего господства в Кампании, и владения землями, уступленными Риму.[317]

Разрыв произошел, когда делегация Капуи выразила в Риме недовольство отправкой в армию на Сицилии трехсот молодых людей, отпрысков из знатных семей. Римский консул Варрон отнесся к их претензиям пренебрежительно и, кроме того, предупредил, что теперь они должны сами позаботиться о себе, поскольку у Рима нет ни людей, ни средств для их защиты. Членам делегации, симпатизировавшим Карфагену, не стоило большого труда убедить коллег обратиться к Ганнибалу, и вскоре было достигнуто соглашение о передаче города карфагенянам. В ответ Ганнибал обещал разрешить им сохранить прежнее правительство и законы. Более того, он не заставит капуанцев нести воинскую службу, если они сами этого не пожелают.

Капуанцы вернулись домой, и начался бунт. Все римляне — и чиновники, и простые граждане — были схвачены и заточены в бани, где они задохнулись от нестерпимой жары. Ганнибалу капуанцы сделали нежданный и дорогой подарок: теперь он мог рассчитывать на то, что их примеру последуют другие города. Возможно, по этой причине карфагенский полководец и проявил особое великодушие к своим новым союзникам.

Согласно Ливию, Ганнибал, с триумфом войдя в Капую и обращаясь к сенату, торжественно пообещал: город станет столицей всей Италии, и даже Рим будет ему подвластен. По всей видимости, на сторону Ганнибала пожелали перейти большинство граждан города и сенаторов. Нам трудно сказать, что именно легло в основу нового альянса. По Ливию, только экстравагантные посулы Ганнибала могли побудить капуанцев на измену римлянам. Они должны были осознавать, какими могут быть последствия предательства.

Тем не менее альянс с Ганнибалом устраивал далеко не всех капуанцев. После пиршества, устроенного в честь полководца, он чуть не стал жертвой покушения, задуманного сыном Пакувия Калавия, одного из именитых граждан и главного организатора восстания. Отцу лишь в самый последний момент удалось предотвратить убийство. Другого диссидента — Деция Магия, выступавшего против пакта и ссылавшегося на печальный прецедент Пирра, — арестовали и в оковах привели к Ганнибалу. Когда полководец потребовал от него объяснений, зловредный Магий отказался приводить какие-либо доводы в свою защиту, заявив, что по условиям договора он имеет право на свободу от постороннего диктата. Магия везли на корабль, отплывавший в Карфаген, с обмотанной головой, чтобы он не призывал сограждан к неповиновению.

У Ганнибала появился сильный союзник в Южной Италии, но в этом альянсе заключался и серьезный изъян. Капуанцев привлекала возможность избавиться от владычества римлян. Однако для них не менее важно было сохранить политическую независимость и восстановить традиционную гегемонию в Кампании. Стремление капуанцев к первенству в регионе подтверждается чеканкой монет, на которых город представлен как главная и независимая держава. Капуанцы охотно согласились признать Ганнибала союзником в борьбе против всевластия римлян, но на своих условиях, считая, что альянс должен служить их региональным интересам. Ради союза с ними Ганнибал должен был отказаться от обещаний освободить италиков. Публично и по своей воле посулив теперь капуанцам региональную гегемонию, он фактически лишил себя поддержки других городов Кампании. Их опасения только усилились последующими событиями — когда капуанцы захватили соседний город Кумы, а Ганнибал передал им Казилин. Хотя некоторые малые союзники капуанцев присоединились к восстанию против римлян, большинство городов Кампании — такие как Нола, Неаполь, Путеолы и Кумы — не пожелали делать этого. Как отметил Майкл Фронда, «давно сложившиеся между городами отношения взаимозависимости и соперничества продолжали подспудно существовать в условиях относительного римского господства и вновь обнаружили себя, как только Ганнибал устранил механизмы римского властвования, подавлявшие эти отношения». Как это уже случалось и прежде, упования на иноземного полководца вступили в противоречие с суровыми реалиями политической действительности Южной Италии.

Некоторые города были захвачены силой, другим, в том числе и Ноле, удалось отбиться от нападений карфагенян. Ливий объясняет, что войска Ганнибала расслабились и утратили дисциплину, вкусив хорошую жизнь в Капуе. Однако проблема заключалась не только в расхлябанности солдат. Ганнибал, желая обаять капуанцев, освободил их от обязательств поставлять рекрутов, создав себе трудности с пополнением войск, а новобранцы, приходившие в армию, естественно, не обладали той боеспособностью, которой отличались отборные африканские, испанские и кельтские контингенты. Положение Ганнибала еще больше осложнилось, когда брат Гасдрубал, отозванный им из Испании в Италию, в 216 году потерпел поражение у реки Ибер от римской армии, которой командовали братья Гней и Публий Сципионы. Ганнибалу теперь ничего не оставалось, кроме как просить Совет старейшин отправить ему подкрепления, для чего он и отрядил в Карфаген брата Магона.

Представ перед Советом старейшин, Магон театрально высыпал на пол золотые кольца, снятые с трупов многих тысяч римских всадников, погибших в битве при Каннах. Затем он пространно рассказал о свершениях брата за два года, закончив речь призывом послать Ганнибалу свежие войска, припасы и деньги. Его речь произвела требуемый эффект: подавляющее большинство карфагенских сенаторов восторженно восприняли сообщение о ратных достижениях полководца. Один из сторонников Баркидов не мог отказать себе в удовольствии высмеять закоренелого оппонента Ганнона. Ерничая, он попросил «римского сенатора в Совете старейшин Карфагена» прокомментировать выступление посланника Ганнибала. Однако не так-то легко было сбить с толку матерого политического златоуста. Со сдержанной иронией он выразил сомнения в отношении значимости якобы великих побед Ганнибала: