Книга Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века - Кеннет Райнер Джонсон

Итак, получив согласие Пернеллы и взяв с собой выдержки из книги, а также накидку и посох пилигрима, другими словами — в соответствии с тем, как я изобразил себя на упомянутой арке вместе с Иероглифическими фигурами, на кладбище Невинных, где я также изобразил по обе стороны стены процессию, порядок которой представляет все цвета Камня, от начала и до конца, и надпись на французском, гласящую:

Сия процессия радует Господа,

Если осуществляется с истинной верой.

Надпись эта представляет собой начало книги царя Геракла, которая называется книгой радуги и описывает цвета Камня. В ней говорится: «Operis procession multum Naturae placet, e. t. c.»[236] (надпись эту я поместил для мудрых книжников, которые уловят аллюзию). Итак, снарядившись описанным образом, я отправился в путь. Преодолев немалое расстояние, я достиг Монжуа, а затем и Сантьяго и, таким образом, с Божией помощью исполнил свой обет. На обратном пути, остановившись в Леоне, я встретился с неким купцом из Болоньи, который, в свою очередь, познакомил меня с врачом, евреем по национальности, но христианином по вере, остановившемся в упомянутом Леоне; он был весьма высококвалифицирован во многих сложных науках, и звали его мэтр Канчес. Как только я показал ему фигуры, которые были у меня с собой, он немедленно стал расспрашивать о судьбе книги, из которой они были скопированы, не скрывая своей радости и удивления. Я ответил ему на латыни, на языке, который был понятен нам обоим, что у меня есть самые хорошие новости касательно этой книги и я ищу человека, который мог бы расшифровать её тайные символы. Не медля ни минуты, он с большим воодушевлением и подъёмом стал разъяснять всё с самого начала. Итак, избегая чрезмерного многословия, скажу лишь, что он был весьма удовлетворён новостью, которую я сообщил ему о местонахождении манускрипта, а я в свою очередь с удовлетворением слушал его разъяснения (конечно же, он многое знал об этой книге, но лишь как о вещи, по его мнению, безвозвратно утерянной). Мы продолжили наше путешествие, направившись из Леона в Овьедо, а затем в Сансон, где пересели на морской транспорт, чтобы добраться до Франции.

Наш вояж был вполне счастливым, и к моменту возвращения во французское королевство мой спутник весьма достоверно интерпретировал большую часть моих фигур, где, как оказалось, даже в самых малых и незначительных вещах скрываются большие тайны (что я нашёл весьма замечательным); однако, когда мы достигли Орлеана, этот ученый человек тяжело заболел, его окончательно замучила рвота, преследовавшая мэтра ещё с того момента, когда он почувствовал признаки морской болезни во время нашего плавания; он опасался, что я оставлю его одного, причём опасения его были столь сильны, что он не мог более ни о чём думать. Хотя я всегда был рядом, он непрестанно просил меня не покидать его; в конце концов он умер на исходе седьмого дня болезни, что ввергло меня в несказанную печаль. Я похоронил его, как мог, в церкви Сен-Круа в Орлеане, где он покоится до сих пор. Да примет Господь его душу, ибо он умер добрым христианином. Конечно же, если смерть мне не помешает, я буду выплачивать этой церкви небольшую ренту, чтобы за упокой души мэтра Канчеса там служили ежедневную мессу.

Тот, кому хотелось бы увидёть моё возвращение и радость Пернеллы, может лицезреть нас обоих в городе Париже, над входом в церковь Сен-Жак-де-ла-Бушери, где мы изображены подле моего дома: я у ног святого Иакова Галисийского, воздающий ему хвалу, и Пернелла, воздевшая руки к святому Иоанну, которого она часто призывала. Итак, милостью Божией и при содействии Пречистой Пресвятой Девы, а также благословенных святых Иакова и Иоанна, я узнал всё, что я желал, то есть изначальные принципы Делания, но всё же не Первое приготовление, которое является одной из самых трудных вещей на свете. Но в конце концов я справился и с этим, после почти трёх лет проб и ошибок, в течение которых я только и делал, что учился и трудился, в точности, как вы видите это на вышеописанной арке (там, где я поместил меж двух её колонн изображение процессии, под святыми Иоанном и Иаковом), на которой я запечатлён молящимся Господу, с чётками в руках, внимательно читающим книгу, обдумывающим слова философов, а затем проделывающим различные операции, которые были измыслены мной на основании их слов. Наконец я нашёл то, что искал, я узнал это сразу же по сильному запаху. Имея нужное вещество, я успешно завершил магистерий, потому что, зная приготовление первичных агентов и следуя каждой букве моей книги, я не мог потерпеть неудачу, даже если бы захотел.

Итак, я в первый раз совершил проекцию, используя ртуть, полфунта которой или около того я превратил в чистое серебро, лучшее, чем то, что добывают в шахтах, я сам проверял пробу, причём неоднократно. Произошло это 17 января, в понедельник, около полудня, в моём доме; при этом присутствовала только Пернелла; был год от спасения человечества одна тысяча триста восемьдесят второй. В дальнейшем, следуя в точности рекомендациям моей книги, я совершил проекцию красного камня на примерно такое же количество ртути, опять в присутствии лишь Пернеллы, в том же месте, 25 апреля того же года; металл превратился почти в равное количество чистого золота, несомненно лучшего качества, чем обычное, более мягкого и ковкого.

Я описываю всё как было: я проделал это троекратно при содействии Пернеллы, которая научилась разбираться в этом деле не хуже, чем я, потому что помогала мне во всех операциях, и, если бы она вдруг захотела самостоятельно повторить магистерий, она, без сомнений, добилась бы цели. Одного успешного завершения Делания, конечно, достаточно, но я испытывал огромное удовольствие, наблюдая в философском сосуде чудесные дела Природы. Дабы дать понять, что я совершил магистерий трижды, я изобразил на упомянутой арке (только для тех, кто сможет узнать их) три печи, сходные с теми, какие используются для наших операций.

Долгое время я боялся, что Пернелла не сможет скрыть своей неуемной радости и блаженства, которые вполне были сравнимы с моими, и проболтается своим родителям о нашем великом сокровище, потому что большая радость ослабляет разум ничуть не меньше, чем большое горе; но Божие благословение одарило меня счастьем иметь жену не только целомудренную, но и умную. Она, обладая здравым смыслом, и поступки совершала с ним сообразующиеся, будучи скромной и сдержанной гораздо более других женщин. Кроме того, она была очень набожна; посему, не имея детей и будучи уже в летах, она, как и я, всё чаще думала о Боге и делах богоугодных.

К моменту, когда я сел писать эти комментарии на исходе 1413 года, после кончины моей верной супруги, о которой буду скорбеть во все дни отпущенной мне жизни, мы с ней основали и поддержали денежными средствами четырнадцать больниц в нашем городе Париже; построили, начиная с основания, три церкви, помогли деньгами и ценными дарами семи другим церквам, привели в порядок прилегающие к ним кладбища, не считая того, что мы сделали в Болонье (а сделано там ничуть не меньше). Я не говорю о том, как мы помогали беднякам, в особенности бедным вдовам и сиротам; я не могу назвать их фамилий и в чём именно заключалась моя помощь потому, что в этом случае не только награда моя была бы получена на земле, но и потому, что я вызвал бы неудовольствие этих достойных людей (коих благословил Господь), а этого мне хотелось бы менее всего.