Книга Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы - Анна Бурдина

Однако спустя чуть более полугода после отъезда Елены Петровны из Индии Правление ТО, предъявив Эмме Коломб обвинения в вымогательстве, шантаже, клевете и злоупотреблении денежными средствами Общества, отказало супругам от места. Супруги Коломб затаили обиду, разработали план мести и выступили с публичными заявлениями. Они объявили в печати о своей причастности к якобы мошенническим трюкам госпожи Блаватской в «производстве феноменов», а Эмма Коломб даже заявила, что еще в Каире убедилась в безнравственности госпожи Блаватской, так как она, помимо мужа, имела другие внебрачные связи и троих незаконнорожденных детей. Кроме того, Эмма Коломб утверждала, что «госпожа Блаватская обманывала людей ради получения денежных средств, которые выманивала у доверчивых или вымогала, как для себя, так и для Общества.

«Эти нападки получили освещение в мадрасском христианском миссионерском (печатном) органе, – писал Чарльз Джонстон, – в котором утверждалось, что предполагаемые феномены, описанные в «Оккультном мире» и в других работах, были не чем иным, как трюками, и что многие из них были проделаны этими двумя людьми (Коломбами), которые теперь прониклись раскаянием за совершенные проступки. Ими были опубликованы письма, которые, как они заявили, были написаны госпожой Блаватской, якобы подтверждавшие это мошенничество; но оригиналы писем так никогда и не были подвергнуты беспристрастному рассмотрению, а предложенные копии полны ошибок, вульгарности и глупостей, и они мало напоминают подлинные письма великой теософической писательницы».

Любопытно, что когда Елена Петровна только приехала вместе с делегацией теософов в Индию, ей было сделано предсказание одним мистиком, утверждавшим, что каждая буква алфавита имеет либо благотворное, либо пагубное влияние на жизнь и труды того или иного человека. Людей, чьи имена начинаются с букв, звук которых противопоказан вам, следует избегать.

– Какая же буква наиболее противопоказана мне? – спросила Елена.

– Остерегайтесь буквы «С» (английского алфавита), – ответил он. – Я вижу, как над вашей головой зловеще горят три заглавные «С». Вам следует особенно остерегаться их в ближайшие десять лет и оберегать Общество от их влияния. Это инициалы трех людей, которые примкнут к теософской организации лишь за тем, чтобы стать ее самыми большими врагами.

Она не вспоминала об этом предостережении до 1884 года, пока на сцене не объявились Коломбы /Coulombs/, и не могла знать, что в будущем фамилии Коуз /Coues/ и мисс (Мейбл) Коллинз /Collins/ замкнут этот черный список.

Когда Елена уезжала в Европу, она и предположить не могла, какие неприятности ей преподнесет семейство Коломб, хотя, с ее оккультными способностями, должна была бы видеть людей насквозь. Как бы оправдываясь, Елена Петровна скромно отвечала: «Вина берущего, если он окажется неблагодарным; вина моя – если не дам просящему. Я буду служить многим, чтобы найти одного благодарного».

Пыталась она оправдаться и в печати, направив в лондонскую газету «Таймс» письмо в ответ на разразившийся скандал:

«Милостивый государь!

В Мадрасе распространились неосновательные и возмутительные слухи о заговоре, в который я будто бы вошла с гг. Коломб для обмана публики таинственными явлениями. Относительно этих обвинений я скажу, что приписываемые мне письма написаны не мною. Некоторые мысли, изложенные в них, действительно были высказаны мною, но они настолько затемнены разными вставками, что смысл их совершенно извращен. Подделыватели писем до того грубо невежественны, что приписывают мне, например, отзывы о лахорском махарадже, тогда как в Индии каждому школьнику известно, что такой особы не существует. Что касается обвинения в том, будто бы я обманывала ради денежных средств теософического общества, то я никогда никаким образом не выманивала и не вымогала денег как для себя, так и для «Общества», и смело предлагаю всякому попытаться доказать противное, если я не права. Деньги я получаю только за мои литературные произведения и еще доходы с наследственного имения, которое я получила раньше, чем посвятила свою деятельность теософическому обществу. Теперь я беднее, чем была в то время, когда основала «Общество».

Ваша покорная слуга Е. Блаватская, 7 октября 1884 г.».

Олкотт тоже был в недоумении. Он тут же примчался в Эльберфельд, где находилась Елена, выяснить из первых уст, в чем причина подобных заявлений, и выработать план совместных действий.

– Джек, я не понимаю, откуда вообще взялись эти письма и как вы могли оставить в Обществе таких непорядочных, нечистых на руку людей, которых быстро уличили в денежных махинациях, – спрашивал он, несмотря на состояние Елены, которая выглядела нездоровой. Она была подавлена и измучена переживаниями, что выражалось на ее лице и звучало в ее голосе.

Елена чувствовала, что сейчас для нее настал самый решительный момент в отношениях со своим дорогим другом. От ее ответа зависит, потеряет ли она доверие Олкотта или новые трудности стянут их дружеские объятия еще крепче. Оправдываться перед ним было гораздо тяжелее, чем перед всем миром.

– Неужели вы думаете, что письма, которыми размахивает мадам Коломб, действительно писала я? – говорила дрожащим голосом Елена. – Будь я таким ослом, что-

бы писать подобные письма Коломбам, я ни за что не поехала бы в Европу. Я перевернула бы и небо, и ад, чтобы помешать Правлению выставить их из дома. Я вернулась бы домой при первых же признаках опасности. Но я не сделала этого – потому что я ничего подобного даже не могла себе представить!

– Но откуда вообще взялась эта госпожа Коломб? Вы ведь ее рекомендовали как свою знакомую, значит, должны были знать, на что она способна.

– Я проанализировала все моменты нашего с ней знакомства и теперь понимаю, когда мне следовало бы задумываться над тем, что можно ожидать от этой дамы. Вероятно, она начала строить планы предательства еще в 1880 году, с первого же дня, как только очутилась со своим мужем в Бомбее в нашей в теософской штаб-квартире. Босые, без гроша в кармане, они едва не умирали от голода. Эмма пригрозила, что продаст мои секреты, о которых кое-что знает, если я не помогу ей с работой. Я понимала, что это шантаж, – но мне ли жаловаться? Разве Учитель не предоставил мне право выбора: следовать заповедям Владыки Будды, который велит нам накормить даже змею, умирающую от голода, презрев страх, что она может укусить кормящую ее руку, – или же принять карму, которая неизменно карает того, кто отворачивается при виде греха и нищеты и не озаботится помочь грешнику или страдальцу.

– Почему же вы мне еще тогда этого не сказали? Я ведь тоже им доверял.

– Я не думала, что это так серьезно. Да и что она могла знать? Потом, вспоминаю, был еще один настораживающий случай. В начале 1884 года, перед моим отъездом в Европу, мы вместе с Мохини и недавно избранным главой Правления ТО Гартманом собирались нанести визит князю Харисингхджи в Вареле. Эмма Коломб тоже с нами напросилась. Она уже несколько раз безуспешно пыталась под разными предлогами выманить две тысячи рупий у богатого князя и надеялась, что на сей раз ей повезет. Когда это обнаружилось, я сделала ей выговор, а она пришла в ярость и стала выкрикивать всяческие ругательства, поклявшись отомстить. «Не прощу ей до конца жизни, – заявила она, – уж я ей устрою!» Вот и устроила! – развела Елена руками.