Книга Брак по-американски - Анна Левина

— Как не могу? Почему?

— Пока ваше дело не будет закончено в большом суде, вы не можете идти в малый. Это как пирог, который нельзя резать по кускам и есть в разных местах.

— Но вы же сами сказали, что кольцо к делу в большом суде отношения не имеет!

— Правильно! Но, если до большого суда вы пойдёте в малый, Шах сделает так, что весь ваш иск ограничится двумя тысячами. И всё! Больше вы ничего получить не сможете!

— Это вам Шах сказал?

— Шах.

— Ещё бы! Уж теперь, благодаря вам, он подготовится, и сделает как ему нужно! А почему, когда я пришла к вам с этой идеей, вы мне про пирог ничего не объяснили? Я потеряла время, заплатила пусть небольшие, но деньги, и теперь надо всё отменять!

— Я сама отменю, вы не беспокойтесь.

— Конечно, я беспокоюсь! Ведь мне всё равно рано или поздно надо будет в малый суд подавать.

— Разумеется, я не просто отменю, я отложу. Потом можно будет возобновить. Ещё раз, простите меня, пожалуйста! Кстати, наш большой суд через месяц.

— Слава Богу! Хоть что-то положительное!

Радоваться было рано. Через две недели Барбара позвонила мне домой.

— Я перенесла суд на месяц.

— Почему?!

— В день нашего заседания моей дочке назначили операцию. Я не могу присутствовать.

Ну что я могла сказать? Дочка есть дочка. Невероятные совпадения! И всё так, как выгодно Гарику! Пришлось ждать ещё месяц. Лето подходило к концу. Я не замечала смены времён года, жила от одной судебной новости до другой, прокручивая в голове всевозможные варианты предстоящего разбирательства с Гариком.

За пару дней до заседания неожиданно позвонил Рвачёв. Тихим, покорным, даже просительным голосом сообщил мне, что стоит у моего подъезда. Ему необходимо со мной поговорить.

Так и быть, я спустилась вниз и вышла на улицу.

Увидев меня, Рвачёв насупился и сквозь зубы пробурчал:

— Хорошо выглядишь!

— Ты же убить меня хотел! Я, можно сказать, встречаясь с тобой, жизнью рискую, доверчивый ты мой! Ну, как там твоя жена? С работы ещё меня не уволила?

— Ну что ты начинаешь? Я же не ругаться пришёл. Был здесь рядом по делам. Очень хотел тебя видеть. Пойдём, посидим где-нибудь. Надо поговорить.

Мы нашли небольшое кафе в итальянском районе. Сели.

— Вот что я хотел тебе сказать, — Рвачёв говорил тихо и торжественно, видимо, он хорошо отрепетировал своё выступление. — У тебя искажённый взгляд на жизнь. Ты считаешь, что любое зло должно быть наказано. Так?

— Так, — согласилась я, мысленно приготовившись к обычной адвокатской ловушке.

— Теперь подумай. А вдруг ты ошибаешься? Если то, что тебе кажется злом, вовсе не зло? А ты хочешь его наказать!

— Конкретно, пожалуйста! Что не есть зло? Ты вымогал деньги, подсовывал мне фальшивки, врал, шантажировал меня устно и письменно, грозился убить… Это всё как? Добро?

— А ты пытаешься в красивую жизнь въехать на танке. Так добро не делают.

— Ты прав. Танк — это здорово! Мне это нравится! Я тебе даже стишок прочитаю, ты же любишь мои стишки, не правда ли?

Чтобы одержать победу, Я давно на танке еду… Безопасный, быстроходный Танк — мой самый лучший друг! Он сегодня очень модный, Если посмотреть вокруг! Кто-то с кем-то не согласен, Кто-то власть не отдает, Выход прост и очень ясен: «По машинам!» и «Вперед!» Эй вы, сплетники-завистники! Вылезайте из щелей! Позлословьте, позавидуйте Прухе танковой моей! Эта жизнь американская Мне, как видно, по плечу! Без претензий, без шаманства я Попаду, куда хочу! Я пытаюсь жить надеждою, Потом, кровью, головой, Если можно — буду нежною, Если надо — деловой! Пусть ворчат, что больно смелая, Всё дается мне легко… Никого не подсидела я, Не толкнула никого! За ошибки, неурядицы Я всегда сама плачу… Ну, садись, любимый, рядышком, Я на танке прокачу!

— Я любил тебя и сейчас люблю! — заблестел глазами Рвачёв.

— Да брось ты! — зло улыбнулась я. — Не обольщайся: любимый — это не ты, и никакой любви между нами не было! Просто стишок к слову пришёлся! А что касается любви, не пачкай это слово! Взял, что плохо лежало, ещё и играл на этом.

— Вот видишь, ты не понимаешь элементарных вещей. Ты никому не веришь!

— Ну, как же? Гарику верила, что он мой муж, тебе верила, что ты мой адвокат. Наелась досыта! Ты, например, зачем мне развод посоветовал? Он тебе был нужен, а мне только навредил.

— Я не хочу говорить о делах. Я уже не твой адвокат.

— О чём же ты хочешь говорить? О любви?

— О любви.

— А я не хочу говорить о любви. Её нет и не было! Ты боишься, что я тебя накажу? Не бойся, мне не до этого. А зло должно быть наказано!

— Ты же хочешь быть хорошей, откуда это чувство мести? Это низко!

— Кто бы судил о низостях! С такими, как ты, как Гарик, надо говорить на вашем родном языке.

— Ты позвонила моей жене. Это подло.

— Согласна. Но я тебя предупреждала, помнишь? Ты знал на что шёл, когда меня шантажировал.

— Как же ты, при твоих принципах, сама оказалась способна на подлость?

— Я теперь на всё способна, так что лучше не связывайся!

— Угрожаешь?

— Нет, опять предупреждаю. Я твоё адвокатство ещё долго буду расхлёбывать.

— Смотрю на тебя и думаю, всё-таки ты — необыкновенная женщина! В тебе удивительно сочетается огромное обаяние и дьявольский характер! Но, чёрт побери, это притягивает!

— Увы, притягивается всякая мразь.

— Спасибо! — с укором посмотрел на меня Рвачёв.

— Ешь на здоровье, и хватит лести, на меня она больше не действует. Ты всё сказал? Тогда пошли.

Рвачёв проводил меня домой. Уходя, он обернулся и тяжело вздохнул.

— Я скучаю по тебе. А всё-таки зря ты всё это порушила.

«Жаль только поздно, надо было раньше!» — подумала я и ушла, не простившись.

ДОЧКА

Наконец-то настал день, как всегда, проклятая среда, когда мама и я поехали в суд. Меня было решено взять, на всякий случай, свидетелем. Новый мамин адвокат, американка Барбара, симпатичная тётка, встретила нас на улице с огромным чемоданом в руках и сигаретой в зубах.