Книга Через годы и расстояния. История одной семьи - Олег Трояновский

Было бы ошибкой полагать, что советско-китайские отношения улучшились лишь потому, что это отвечало интересам Кремля. Верно лишь то, что в течение всего периода с 1986 по 1989 год инициатива находилась на стороне Москвы. Но можно не сомневаться, что к середине 80-х годов китайские руководители начали осознавать, что международное положение КНР становилось менее благоприятным, особенно в результате разрядки напряженности между СССР и США. По мере того как холодная война подходила к концу, так называемая «китайская карта» становилась менее важным фактором на международной арене. Кроме того, китайские руководители, видимо, пришли к выводу, что быть орудием в чьих-то руках не самая выгодная, да и не самая достойная позиция, особенно когда в Вашингтоне открыто говорили об использовании «китайской карты». Не случайно Дэн Сяопин заявил, что отныне Китай не будет картой в чьих-либо руках и если кто-либо будет играть в «китайскую карту», то только сам Китай. Собственно говоря, сама основа американо-китайских взаимоотношений требовала пересмотра и перестройки. Эти взаимоотношения были сконструированы исходя из того, что США и КНР имели общую заинтересованность в противостоянии «советской военной угрозе». Теперь это уже не отвечало новым реалиям жизни.

Сближение Китая с Советским Союзом диктовалось и процессами внутренней политики, которые были созвучны в обеих странах. Правда, во многих отношениях Китай пошел значительно дальше по пути к рыночной экономике, и это давало нам возможность почерпнуть много полезного из нововведений, которые осуществлялись там. К сожалению, сведения, которые черпали многочисленные визитеры, приезжавшие из СССР, чтобы ознакомиться с китайским опытом, и информация, поступавшая из посольства, не изучались должным образом теми, кто определял политическую линию в Москве. Разумеется, было бы неразумно копировать китайский опыт подобно тому, как в 50-х годах китайцы копировали советский опыт, что в конечном итоге приводило к пагубным последствиям. Но если бы мы использовали те элементы китайских экономических реформ, которые можно было бы адаптировать к нашим условиям, то это, несомненно, помогло бы избежать многих ошибок и подводных камней. Остается только сожалеть, что имевшиеся возможности не были использованы должным образом.

Некоторые из этих соображений я высказывал в китайских аудиториях, и это льстило слушателям. Еще бы: Москва уже не претендовала на роль носительницы высшей истины и признавала, что многому может поучиться у Пекина. Все это, вместе взятое, не говоря уже о богатейших перспективах экономического сотрудничества между двумя странами, создавало настроение и политический климат, благоприятствовавший примирению между двумя великими державами.

Решающий прорыв произошел в конце 1988 года, когда Москву посетил министр иностранных дел Цянь Цичень. Здесь я хочу посвятить несколько строк этому видному китайскому дипломату, который позднее стал членом политбюро и заместителем премьер-министра, сохранив за собой пост министра. Впервые я познакомился с ним в 1985 году в Нью-Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи, посвященной 40-летию ООН. Он сопровождал прибывшего туда главу китайского правительства. Мы мирно поговорили с ним под перекрестными взглядами дипломатов западных стран, для которых не было тогда сюжета более захватывающего, чем советско-китайские отношения.

После моего приезда в Пекин у нас с Цянь Циченем установились ровные, можно сказать, доброжелательные отношения. Разумеется, каждый защищал позицию своей страны, но это делалось в спокойных, выдержанных тонах: Цянь Цичень – глубокий знаток советско-китайских отношений. Это естественно, учитывая, что он практически всю свою жизнь занимался именно этой сферой внешней политики Китая. Это была его вотчина, и он, мне кажется, получал удовлетворение от этого. Впрочем, его познания в других областях международных отношений были не менее обширными. Мне нравился Цянь Цичень, и с самого первого знакомства я стал относиться к нему с уважением.

Время от времени даже напряженные беседы между нами оживлялись юмором. Помню первый обед, который Цянь Цичень дал в мою честь вскоре после моего приезда в Пекин в 1986 году. Во время беседы он высказал недоумение по поводу того, что уже в течение нескольких лет в Китай с официальным визитом не приезжал ни один высокопоставленный гость из Москвы, в то время как только за последние четыре года он три раза посетил советскую столицу. В ответ я позволил себе несколько рискованную шутку. Сказал, что это понятно: в Китае за это время было гораздо меньше похорон, чем в СССР. Эти слова вызвали веселую реакцию у китайских собеседников, которые быстро сообразили, что все три раза Цянь Цичень ездил в Москву на похороны – сначала Брежнева, а потом Андропова и Черненко.

В конце 1988 года министр иностранных дел Китая посетил Москву и при встрече с Горбачевым передал советскому руководителю приглашение посетить Пекин в следующем, то есть 1989 году. Чтобы предотвратить дискуссию о том, кто должен был совершить визит первым, Цянь Цичень сказал, что если китайский руководитель посетит Москву первым, то Горбачев сможет встретиться и обменяться мнениями только с одним лицом, в то время как посещение Пекина даст ему возможность встретиться со всеми руководящими деятелями Китая. Он подчеркнул при этом, что формальный акт нормализации отношений между двумя странами произойдет, когда Горбачев встретится с Дэн Сяопином.

Такой план был вполне приемлем для советской стороны. Полагаю, что Горбачев с самого начала предвкушал поездку в Пекин, так как это было бы значительно более эффектным событием, чем прием в Москве даже самого высокопоставленного китайского лидера. Кроме того, нам было очевидно, что Дэн, учитывая его возраст, вряд ли смог бы совершить поездку в Москву. А Горбачев к тому времени, возможно, уже решил для себя играть роль более молодого деятеля, прибывшего, чтобы отдать долг уважения патриарху. Уже в Пекине, непосредственно перед встречей с Дэн Сяопином, он сказал нам, сопровождавшим его: «Мы будем вести себя как более молодые деятели в присутствии старшего. Это производит хорошее впечатление на Востоке».

Но это случилось позднее. А пока, в феврале 1990 года, Пекин посетил Эдуард Шеварднадзе. К тому времени стало очевидным, что поездка Михаила Горбачева в Китай состоится, и отношения между двумя странами будут нормализованы. Поэтому было ясно, что цель визита Шеварднадзе состояла в том, чтобы подготовить предстоящее примирение. В целом пребывание нашего министра в Китае прошло достаточно гладко. Он беседовал с премьер-министром Ли Пэном и Цянь Циченом, а заместитель министра Рогачев, потомственный китаист, работал с китайскими коллегами над текстом совместного заявления. Через несколько лет он займет пост посла в Китае.

Затем мы отправились в Шанхай для встречи с Дэн Сяопином. По-видимому, он предпочитал проводить зимние месяцы подальше от довольно тяжелого пекинского климата. Мы убедились, что Дэн для человека его возраста находится в хорошей физической форме. Нас поразило, например, что он узнал Рогачева, который много лет назад переводил беседы советских руководителей с китайскими деятелями. Он помнил имена и других русских китаистов, переводивших ему в далеком прошлом. Я заметил только одну старческую слабость – Дэн плохо слышал правым ухом. Из-за этого гости, вопреки обычной практике, располагались слева от него. Кроме того, он по-прежнему много курил, хотя вскоре отказался от этой привычки.