Книга Протеже - Джастин Валенти

Женщина с детьми вышла на улицу в сопровождении швейцара, который усадил их в такси.

Ники подумала, что необычные гости – какие-то бедные родственники Люка и он поспешил от них отделаться. Что ж, это вполне понятно, но почему Люк таился от нее? Почему стал ей врать?

Ники решила прямо не спрашивать его. Она лежала в постели и была наготове. Люк набросился на нее как зверь, но Ники чувствовала, что на сей раз он только играет в страсть.

Глава 25

– Ну и как тебе? – поинтересовался отец Дианы. Отойдя от плиты, он с удовольствием наблюдал, как дочь лакомится свежеиспеченным пирожным.

Диана откусила кусочек рассыпчатого воздушного теста, пропитанного медом, проглотила и удовлетворенно улыбнулась:

– Невероятно. Папа, ты делаешь их лучше всех!

– Помнишь, Диди, – сказала ее мать, сидевшая напротив, – как в детстве ты называла их сладкими подушками?

– Правда. – Диана вдруг чуть не разрыдалась. Никто, кроме родителей, не звал ее Диди. Она вообще терпеть не могла это прозвище, особенно из уст брата. А теперь это слово напомнило ей о том, как сильно она привязана к своим старикам.

Диана приехала сюда на День независимости, но вышло так, что ей не захотелось уезжать. В Нью-Йорке в это время все равно делать нечего, а Ист-Хэмптон навевал жуткую тоску, постоянно напоминая о Люке. Здесь, в уютном чистом доме, где прошло ее детство, горечь потери немного смягчилась.

Диана как бы плыла по течению, следя за неторопливым, размеренным бегом времени. Она помогала в галерее и ездила на рынок с отцом, пока мать занималась живописью в мастерской, расположенной в дальнем конце их участка. А вот отец в последнее время почти не прикасался к кисти. Зато он всерьез увлекся садоводством и мексиканской кухней. Как всегда, родители жили в своем мире, где на первом месте оставалось искусство. Конечно, они гордились успехами дочери и не пропускали ни одного ее шоу, но Диана догадывалась, о чем думают родители: «Непонятно, почему ты обрекла себя на такую жизнь, но мы рады, что ты счастлива и преуспеваешь».

Слава Богу, они не расспрашивали о Люке. Диана как-то упомянула, что близко сошлась с одним артистом, но не стала вдаваться в подробности. А теперь просто позвонила и сказала, что приедет одна, и этого было достаточно.

Диана с отцом накрывали в саду стол для ленча, когда появилась Марта Синклер с кистью и палитрой.

– Только что звонил Кент! Он сейчас в Альбукерке и хотел бы заехать повидаться. Чудесно, правда? Как раз Диди тоже здесь, и я отдам ему наконец картину для детской. Вот только ума не приложу, куда я ее подевала. Надеюсь, не продала ее Портерам?

– Нет, Марти, – заверил жену Джон Синклер и встал из-за стола. – Портеры купили похожую, но не ту. Я знаю, где она. – И он повел жену в дальний конец сада.

Диана со смешанным чувством продолжала расставлять тарелки. В прошлый раз они не на шутку сцепились с Кентом из-за Люка, и ссориться с ним снова ей не хотелось. Особенно сейчас.

После того как улеглась суматоха, связанная с прибытием Кента, он сказал Диане:

– Между прочим, твой «Пэт Уинстон» получился очень даже ничего. Но по мне, именно Джемма Лопес сделала его популярным, а не тот «мальчик-колокольчик»!

Диана не позволила втянуть себя в спор, однако честно призналась, что шоу больше не будет, потому что Люк нашел работу на другой студии. Видимо, что-то прозвучавшее в ее голосе проняло даже Кента. Он лишь бросил:

– Понятно! – и заговорил о другом, к великому ее облегчению.

Брат весь вечер рассказывал о своем процветающем бизнесе (его скоро должны были сделать партнером в фирме) и о том, как переносит вторую беременность Патти, и Диана невольно позавидовала ей. Пэт Уинстон выглядел так трогательно в окружении детей. Вот и Люк мог бы стать прекрасным отцом…

– Кент, милый, очень надеюсь, что твои дети унаследуют творческую жилку, – с надеждой сказала Марта.

– Ну, это мы еще поглядим! – беспечно отмахнулся Кент. – Как дела в галерее?

– Марти в прекрасной форме, – ответил за жену Джон, – и все ее картины мигом раскупаются.

– Эй, мама, вот это круто! Можно мне взглянуть?

– Ты бы мог звать меня Мартой, – недовольно заметила она, – а не выставлять какой-то старухой. Почему нельзя обращаться ко мне более современно?

– Прости, но у меня просто не поворачивается язык! Уж я-то ни за что не позволю Джесси звать меня Кентом. Это неуважительно.

Диана с улыбкой вспомнила, как им с Кентом хотелось, чтобы родители вели себя как обычные люди, хотя все друзья завидовали простой, дружеской атмосфере в их семье.

Они пошли в мастерскую смотреть картины, но тут раздался звонок у дверей в галерею.

– К вам пришел покупатель! – воскликнул Кент. – Вы что, сегодня не откроетесь?

Чета Синклеров переглянулась:

– Тебе хочется, Марти? Мне что-то не очень!

– И мне. Пусть зайдут как-нибудь в другой раз!

– Вот так бизнесмены! – Кент подмигнул Диане, явно осуждая такую беспечность.

– Это верно, мы не слишком богаты, – заметил Джон, – зато ценим свободу и покой. Мой отец вечно мотался по делам днем и ночью, без праздников и выходных и умер в шестьдесят семь лет. Это не для меня.

– И не для меня, – подхватила Марта. – Даже думать страшно о службе, где надо сидеть с девяти до пяти. Брр! – И она брезгливо поморщилась.

Диану это позабавило, а Кент нахмурился:

– Тебе легко говорить, папа, потому что ты получил наследство и мог позволить себе лениться в отличие от меня!

Диана понимала, что каждый из них по-своему прав. Старо как мир – дети против отцов. К примеру, нынешнее поколение, решительно отказавшись от длинных волос и рваных джинсов, рвется отвоевать себе место в офисах на Уолл-стрит.

Она вытащила блокнот и набросала: «Пара не очень преуспевающих художников живет в свое удовольствие в тесной квартирке в Сохо. Эти люди активно участвовали в акциях хиппи в шестидесятых, но не в состоянии понять взрослых детей: дочь мечтает стать адвокатом, а сын – банкиром».

Уезжая на следующий день, Кент крепко обнял Диану:

– Надеюсь, мы как-нибудь соберемся все вместе. Я от души желаю тебе счастья!

– Спасибо. – На душе у Дианы потеплело. – Кажется, я уже стала счастливее: ты подбросил мне новую идею, и я мечтаю поскорее вернуться к работе!

Утро перед отъездом они провели в галерее, помогая Марте развесить новые полотна. Мать удовлетворенно улыбалась: приехавшая из Далласа дама купила у нее большую картину за две тысячи долларов.

– Мама, скажи, ты счастлива? – спросила Диана.

– Да, милая, я очень счастлива.

– То есть ты никогда не жалела о том, что не поехала учиться в Европу или не открыла галерею, скажем, в Нью-Йорке? Ты стала бы знаменитой, познакомилась с интересными людьми из мира искусства. – Диана, не удержавшись, добавила: – Ведь твой талант намного выше уровня провинциального городка.