Книга Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт

В итоге я решил пойти на риск – самый большой риск за все прожитые мною жизни.

– Нет, я не хочу подвергаться химиотерапии.

Шел 1986 год. Мы с Винсентом стояли на балконе одной из его нью-йоркских резиденций, расположенной к югу от Центрального парка, и смотрели на огни Манхэттена. Небо было затянуто темно-серыми тучами. На уровне нижних этажей в городе было трудно дышать – в Нью-Йорке, одном из крупнейших мегаполисов мира, было сконцентрировано слишком много машин, кондиционеров, холодильников, мобильных телефонов, телевизоров, микроволновых печек. Чересчур быстрое развитие технологий не позволяло адекватно оценить глобальные последствия их массового применения. Теперь Нью-Йорк исторгал в небо коричневый смог, а в прибрежные воды – липкую зеленоватую грязь. Впрочем, в других крупных городах экологическая ситуация была не лучше. Мир умирал, и остановить этот процесс, казалось, было невозможно.

– Я не стану проходить химиотерапию, – повторил я чуть громче, глядя, как Винсент помешивает ложечкой жидкость в стакане, где болтался ломтик лимона.

– Не валяйте дурака, Гарри! – сердито воскликнул Винсент. – Сеансы химиотерапии вам просто необходимы, это же очевидно!

– Простите, но я не хочу.

Винсент опустился в кресло с откидывающейся спинкой, такое же, в каком сидел и я, и поставил стакан на низкий металлический столик. Затем посмотрел на небо и, выждав немного, спросил:

– Но почему?

– Потому что химиотерапия – это что-то вроде тюрьмы. Это означает полгода домашнего ареста, бесконечных приступов тошноты, боли, жара. Представьте себе – полгода боли и дискомфорта. И что в итоге? В итоге я по-прежнему буду одной ногой в могиле, как и сейчас.

– Вы не можете этого знать.

– Могу, – твердо сказал я. – Я это знаю.

– Гарри, но…

– Говорю вам, я это знаю, – упрямо повторил я. – Знаю – и все.

Последовало долгое молчание. Возможно, Винсент ждал, что я скажу что-нибудь еще. Но я лишь глубоко вздохнул и прикрыл веки. Я открывал свой секрет лишь очень немногим людям. Затем, посидев некоторое время молча, я снова открыл глаза.

– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что страдаю этой болезнью не в первый раз?

– Я бы спросил, что вы имеете в виду, старина.

– Я имею в виду, что однажды уже прошел через это. Я подвергался химиотерапии, радиотерапии, принимал сильнодействующие лекарства – но в итоге все равно у меня возникли метастазы.

– Господи, Гарри, что вы такое говорите? И что же с вами произошло?

– То, что и должно было произойти. Я умер.

Снова наступила тишина. Снизу доносился шум машин. Сидя рядом с Винсентом, я почти слышал, как лихорадочно работает его мозг. Будет лучше, подумал я, если он сам решит, как ему действовать дальше. В этом случае мне будет проще понять, что у него на уме.

– Гарри, – заговорил он наконец. – Вам известно что-нибудь о так называемом клубе «Хронос»?

– Нет. Послушайте, я пытаюсь вам объяснить…

– Вы хотите сказать мне, что вы проживаете эту жизнь уже не в первый раз, – сказал он, и в его голосе прозвучала усталость. – Что вы сирота от рождения, что прожили отпущенные вам годы и умерли, а потом родились снова – в том же самом месте и в то же самое время, что и прежде. То есть для вас все началось сначала. Вы ведь это хотите мне сказать, не так ли?

Теперь пришла моя очередь замолчать и задуматься. Я тянул и тянул паузу в надежде, что чем длиннее она будет, тем более убедительными покажутся Винсенту мои слова.

– Как? Скажите мне, как такое возможно? Пожалуйста, – произнес я в тот момент, когда понял, что молчать дальше просто невозможно.

Винсент вздохнул и потянулся. Я услышал, как хрустнули его суставы. Он был уже немолод – никогда раньше мне не приходилось видеть его в таком солидном возрасте.

– Пойдемте со мной, Гарри, – сказал он. – Я должен вам кое-что показать. – Встав, он шагнул к балконной двери и направился внутрь апартаментов.

Я последовал за ним. Войдя в свою спальню, Винсент открыл платяной шкаф и принялся перебирать пиджаки и рубашки. На секунду я подумал, что он ищет пистолет. В его отсутствие я давно уже, причем неоднократно, обыскал его жилище и обнаружил две единицы оружия – одну в выдвижном ящике прикроватной тумбочки, другую в комоде с постельным бельем. Но мое предположение не оправдалось. Винсент достал из шкафа квадратную металлическую коробку, запертую на небольшой висячий замок. Коробка, судя по всему, появилась в доме недавно – во всяком случае, когда я обыскивал апартаменты в последний раз, я ее не видел. Заметив на моем лице выражение любопытства, Винсент ободряюще улыбнулся и, взяв коробку, перешел с ней в гостиную. Там он поставил коробку на стеклянный стол, вокруг которого стояло восемь стеклянных стульев, и жестом предложил мне сесть на один из них. Затем отпер замок и открыл крышку.

Я почувствовал резкий спазм в желудке. Дыхание замерло у меня в груди. Глаза Винсента впились в мое лицо. Чтобы усыпить его бдительность, я, стараясь говорить как можно небрежнее, заметил:

– По-моему, это ничего не объясняет.

Винсент чуть покачал головой и выложил содержимое коробки на стол. Это было нечто вроде короны из проволоки и электродов. Вещь выглядела довольно изящно – за последние годы технологии действительно шагнули далеко вперед. Однако назначение ее было прежним и для меня совершенно очевидным. Передо мной на столе лежало устройство для воздействия на кору головного мозга. Другими словами – приспособление для проведения процедуры Забвения.

– Что это? – спросил я.

Винсент придвинул устройство ко мне, чтобы я мог лучше его разглядеть.

– Скажите, Гарри, вы мне доверяете? – спросил он.

– Разумеется, – ответил я. – Целиком и полностью.

Неужели он решится на попытку снова стереть мою память? Неужели он осмелится?

– Гарри, – вкрадчивым тоном заговорил Винсент, – вы спросили меня, в чем секрет ваших… особенностей. Вам интересно знать, почему я верю вам, когда вы говорите, что уже жили, а потом умерли и родились снова?

– Да. Расскажите.

– Представьте себе… представьте себе, что мы с вами уже встречались раньше. Вы поверите мне, если я скажу, что уже тогда, когда мы с вами познакомились, я знал, что вы проживаете не первую свою жизнь? Если я скажу вам, что вы – особенный, не такой, как все? Что мы с вами раньше были друзьями – не десять, не двадцать, не тридцать лет, а на протяжении столетий? Что, если я скажу вам, что я в течение долгого, очень долгого времени пытался защитить вас? Вы мне поверите?

– Я… Я не знаю. Я просто не знаю, что сказать.

– Спрашиваю еще раз – вы мне доверяете? – с нажимом произнес Винсент.

– Я… Да, доверяю. Но послушайте, все это…