Книга Сестрички с севера - Шэн Кэи

Наружные ворота были не заперты. Цянь Сяохун прислонилась к стене и с силой постучала в дверь. Она думала, что Ли Сыцзян тут же отзовется, а заодно принесет большую чашку воды, поскольку ужасно хотелось пить. Но никто не вышел. Цянь Сяохун снова постучала – опять никого. Это было странно. Цянь Сяохун прижилась лицом к стеклу и смутно увидела, что Ли Сыцзян лежит на кровати, раскинув руки и ноги, как мертвая.

– Ли Сыцзян! Ли Сыцзян, открой! Открой дверь!

Цянь Сяохун молотила в дверь и в окно, но Ли Сыцзян не шелохнулась. Тогда в мозгу что-то щелкнуло, и Цянь Сяохун громко позвала на помощь. К ней подоспели два парня, работавших на стройке по соседству, они разбили окно и проникли внутрь.

Цянь Сяохун даже сначала не поверила, что перед ней Ли Сыцзян. Лицо лежавшей на кровати девушки было похоже на лицо Ли Сыцзян, но было вытянуто в длину, как семечко тыквы, губы бледные. В лице ни кровинки, зато алая кровь без конца текла из левого запястья. Маленькие глазки превратились в щелочки, глазные яблоки неподвижно смотрели на вошедших, но при виде Цянь Сяохун дернулись.

– Ли Сыцзян! Ты что натворила? Твою ж мать! – Глядя в эти знакомые маленькие глазки, Цянь Сяохун не выдержала и принялась ругаться и плакать.

Кто-то перевязал Ли Сыцзян рану, несколько человек подхватили ее и поспешили в госпиталь. У Цянь Сяохун градом катились слезы, ее сердце было разбито, разбито на кусочки, раздавлено, словно куча свиного навоза, высохшего на дороге.

– Ли Сыцзян, что произошло, в конце концов?

Цянь Сяохун бежала так быстро, как только могла, чтобы поспеть, чтобы не упустить ответ. При виде крови ее охватили ужас и отчаяние, одежда прилипла к телу, она потела, обсыхала, снова потела и немного замерзла. На улице Цянь Сяохун хотелось разрыдаться в голос. Со стороны она выглядела потешно, напоминая пингвина, убивающегося пингвина – маленькая головка и маленькие лапки, зато в середине выпирал жир. Она отчаянно перебирала этими маленькими лапками, но куда направлялась? Вроде как не гналась за Ли Сыцзян, выглядевшей как покойница, а плыла в сторону океана.

Ли Сыцзян очнулась в сумерках, лежа в лучах прекрасного скорбного солнца. На ее осунувшемся личике разлилась сумрачная тоска. На не слишком белой простыне красовался красный крест, левое запястье перевязано, и рука безжизненно покоилась на красном кресте. На стене двигались тени от деревьев. Ли Сыцзян силилась что-то сказать и приоткрыла слипшиеся губы.

– Молчи. Я тебе водички налью.

Цянь Сяохун быстро встала. На самом деле она двигалась ни капельки не быстро, словно ее приколотили к стулу, зад приподнялся на пару сантиметров, а потом тяжело шлепнулся обратно. Цянь Сяохун неуклюже развернулась, медленно налила воды, помогла подруге сесть. Ли Сыцзян отхлебнула глоток, намочила губы и распахнула маленькие глазки, в ужасе глядя на гигантскую грудь Цянь Сяохун.

– Сыцзян, почему ты не обратилась в полицию?

– Я позвонила 110, а мне там сказали, мол, разбирайтесь сами.

– Но нельзя же, чтобы Очкарику это сошло с рук.

– Сяохун, если бы не он, я не получила бы компенсацию вообще. Меня угнетает не то, что я лишилась денег…

– В этом мире или ты наживаешься за чей-то счет, или кто-то наживается за твой счет. Ты попала в западню.

– Я хотела убить его.

– Хотела убить его, так зачем же себе вены резать?! Вот ведь дура! Сыцзян, ты прости меня, не надо было тебя зазывать в Шэньчжэнь.

– Сяохун, о чем ты? Ты лучше на себя посмотри… Твоя грудь… Почему она выросла до таких размеров?

– Не знаю. Я скоро стоять уже не смогу, черт побери! Если хочешь, ты возвращайся домой, а мне ехать смысла нет…

6

– Ты меня не провожай, Сяохун! – Лицо Ли Сыцзян похудело, она плакала всю дорогу.

Когда они дошли до надземного перехода, Ли Сыцзян поставила на землю ту самую дорожную сумку, с которой приехала в Шэньчжэнь, и поспешно вытерла слезы. На ее запястье, словно белая сколопендра, извивался шрам.

– Если будет свободное время, я тебе черкну письмецо! Не плачь! – Цянь Сяохун без конца повторяла эти слова. Но девственность и прочие «первые разы» Ли Сыцзян оставались в Шэньчжэне, что еще она могла делать, кроме как плакать?

Как так получилось, что личико в форме наливного яблочка вытянулось, превратившись в тыквенную семечку, никто толком не знал, так же, как никто не мог объяснить, почему грудь Цянь Сяохун внезапно так увеличилась в размерах. В темно-голубом небе летел самолет, оставляя за собой белый след. Одиночество напоминало этот самолет, который на просторах неба выглядел как крупная птица.

– Черт! Не плачь! А то я тоже сейчас разревусь! – Цянь Сяохун с трудом сдерживалась, что было сил закусывала губу, но глаза краснели все сильнее.

– Сяохун, разработай план действий! Ну все, я пошла!

Ли Сыцзян повесила дорожную сумку на плечо и решительно зашагала прочь. Автобус остановился, открыл пасть, впустил Ли Сыцзян в свое нутро и поехал в сторону вокзала. Цянь Сяохун взгромоздила грудь на перила и смотрела на удаляющийся автобус, в который села Ли Сыцзян. Затем она с трудом обеими руками сняла с перил сначала левую грудь, потом правую, внезапно тело потеряло равновесие и под тяжестью груди Цянь Сяохун повалилась на землю, придавленная собственным бюстом. Она цеплялась за ограждение и пыталась подняться, как боксер, упавший на ринге. Раз, два… Такое впечатление, что груди были прибиты к земле. Цянь Сяохун не могла сдвинуть их с места и кренилась вперед, встала на четвереньки, почти касаясь лицом земли. Она слышала звуки шагов, шуршание шин по асфальту, они с грохотом отдавались в барабанных перепонках. В канализации пронзительно журчала вода. Зазывные крики продавцов и безудержный хохот наплывали волнами. Цянь Сяохун обнаружила, что окружена бесчисленным количеством ног. Ботинки и босоножки, белые и черные, широкие и узкие, большие и маленькие, дорогие и дешевые… Она словно бы снова увидела перед собой те самые черные сапоги, которые расхаживали взад-вперед в отстойнике для нелегальных рабочих, а в ушах зазвенел голос Чжу Дачана: «Береги себя». Цянь Сяохун закусила губу, наклонила голову, с трудом волоча грудь, похожую на два мешка с песком, выбралась из окружения ног, спустилась по пешеходному мостику и слилась с толпой на улице.