Книга Нашествие. Москва-2016 - Лев Жаков

На тыльной стороне его правого запястья Явсен нарисовал овал. Кирилл зашипел сквозь зубы: больно! Темная крошащаяся линия на коже пекла, словно огнем. Ппеон изобразил в центре глаза зрачок-спираль и убрал карандаш в карман. Кожа вокруг рисунка порозовела, потом покраснела. Он вытащил из мешочка на поясе смоченную травяным настоем тряпицу, приложил к запястью, и жжение поутихло.

— Что, у всех такие рисунки? — тихо спросил Кирилл, понимая, что Явсен не разберет, о чем он. — Или это ты только мне нарисовал, а у них обычные наколки?

Явсен вместо ответа вытащил из-под халата серую повязку и накинул Киру на голову.

— Ты чего? — Кирилл отпрянул. Пеон стянул повязку у него под подбородком, перехлестнул через голову раз, второй, потом стал завязывать узел на макушке.

— Да зачем… — промычал Кирилл и смолк, сообразив: вслед за татуировкой Явсен имитирует ранение. Такое, из-за которого раненый якобы не может говорить.

Закончив с повязкой, пеон нахлобучил ему на голову круглую кожаную шапку и довольно кивнул.

— Здесь! — объявил он, украдкой оглядевшись. — Кыр быть здесь. Явсен быть здесь. Долго… назад… — он помолчал, шевеля губами. — Потом! Кыр быть ждать. Явсен потом здесь, идти Айзенбах. Да?

— Хорошо, — ответил Кирилл, до сих пор совсем не уверенный в том, стоит ли помогать доктору попасть к Артемию Лазаревичу. Вдруг Явсен — агент какой-то варханской разведслужбы, желающей выйти на олигарха?

— Хорошо, хорошо! — закивал пеон и выпрямился, когда со стороны лобного места донеслось гудение моторов.

Раненые зашевелились, загомонили, кто-то, потушив самокрутку о мостовую, поднялся и поковылял из-под навеса. Явсен, кивнув Киру, прошел между матрацами и скрылся из виду.

Рокот моторов стал громче. Кирилл развернул тряпицу — под ней лежала краюха темного хлеба, ломти вяленого мяса и два клубня, похожих разом на луковицы и яблоки.

Он взялся было за мясо, но на ощупь оно казалось совсем твердым, и Кир передумал жевать его сейчас. Оставив один клубень и кусок хлеба, все остальное сунул в карман. Приоткрыв рот так, что повязка натянулась, откусил от клубня маленький кусочек. Пожевал осторожно — ничего, даже вкусно. Похоже на моченое кисло-сладкое яблоко, только потверже.

Откусив кусок побольше, с трудом двигая стянутыми повязкой челюстями, он встал и вышел из-под навеса.

В лагере суетились, варханы сгоняли рабов поближе к лобному месту, возле которого стоял длинный шатер, и заставляли сесть на мостовую. Вокруг толпы прохаживались надсмотрщики с плетками и палками. Другие варханы выстроились широкой дугой возле кремлевской стены. Кирилл медленно пошел в их сторону, глядя поверх голов.

В выстроенной рабами стене вокруг лагеря был широкий просвет, по краям которого постоянно дежурили два броневика. Между ними в лагерь въезжала вереница машин. В центре двигалась большая, на шести высоких колесах, тачанка, капот которой был накрыт броней, из-за чего она напоминала не то открытую карету, не то старинный автомобиль с покатым навесом в задней части. Возле водителя сидели двое варханов в кителях. Вместе с «каретой» в лагерь въехали три кожаные цистерны, несколько тачанок и покрытый листами клепаного железа трактор с широким скребком, между зубьями которого застряли куски бетона и битые кирпичи. Над кабиной торчала стрела крана, на тросе висел тройной крюк.

Следом показались несколько машин, которых раньше Кирилл у варханов не видел: вроде мотоциклеток, накрытых броневыми колпаками, с прорезями спереди и по бокам. То есть бронециклетки… или бронециклы? Кир решил, что у них должно быть по три колеса, на двух такую штуковину не очень-то поводишь.

Он остановился, когда несколько варханов прогнали мимо толпу пленников. Пошел дальше. Большинство чужаков выстроились длинной дугой, спинами к лазарету, лицами к тачанке. Цистерны поставили под кремлевской стеной, к одной сразу подъехала машина, похожая на танк, но с колесами вместо гусениц, их соединили толстым шлангом.

Двое варханов, сидевшие рядом с водителем «кареты», вышли наружу. Кирилл подошел еще ближе, теперь он стоял недалеко от лобного места и длинного шатра, стараясь не привлекать к себе внимание, но так, чтобы видеть все происходящее.

Эти двое были офицерами — бледно-зеленые кители и брюки, короткие блестящие сапоги, на круглых шапках — козырьки. У одного, вернее, у одной (это оказалась низенькая черноволосая женщина в возрасте) на рукаве три красные полоски, а у ее спутника четыре. Он свою фуражку сразу снял, открыв блестящий выпуклый череп.

Когда женщина распахнула дверцу в броневом колпаке, оттуда выбрался первый настоящий толстяк, которого среди варханов увидел Кирилл. Тоже в бледно-зеленом кителе и брюках, но с золотистыми лампасами. И полоски на рукаве были золотые — целых пять.

Кирилл шагнул ближе. За Толстяком показались двое варханов в широких темных плащах. Пятиполосочник поправил фуражку с золотой кокардой в виде овального глаза и зашагал к полукругу рядовых. Охранники пошли за ним, Лысый и женщина-офицер — по сторонам.

Навстречу вышел комендант лагеря, на кителе которого были три полоски. Никаких козыряний и других армейских жестов — офицер заговорил, но Толстый слушал недолго. По щекастому красному лицу было видно, что ему все это не очень интересно. Отстранив коменданта, он пошел вдоль строя, потом свернул прямо в него и, не глядя на расступившихся бойцов, направился в сторону длинного шатра. Офицеры и охранники поспешили за ним.

Толстяк остановился, отдал приказ Лысому. Тот повернулся к коменданту, который поднял руку и прокричал что-то. Из-за шатра показался Явсен, а с ними — четверо вооруженных москвичей с фиолетовыми повязками на руках. Явсен широко вышагивал впереди, москвичи послушно, как цыплята за курицей, шли следом.

Охранники в плащах выскочили из-за Толстяка, один поднял руку ладонью вперед, у другого из-под плаща высунулся ствол. Толстяк недовольно заговорил с ними, один из «темных плащей» ответил — Кириллу показалось, что разговор ведется на повышенных тонах, хотя отсюда трудно было судить. Толстяк в конце концов смирился. Охранники подступили к пеону с москвичами и отобрали у них оружие с торчащими вбок кривыми рычагами. Разрядив их, отдали и вернулись на свое место за спиной Толстяка. Тот поманил Явсена — пеон подошел, протягивая скрученный трубкой лист бумаги. Гость его развернул, проглядел, поднял голову и выкрикнул: «Лежать!».

Москвичи попадали на землю.

«Встать!»

«Сесть!»

«Стрелять!»

Клацнули затворы.

Толстяк снова посмотрел на лист, подозвал пеона и отдал приказ. Доктор громко сказал: «Бежать! Влево!» — и показал рукой, какое именно направление имеет в виду. Люди с фиолетовыми повязками устремились туда.

Заложив руки за спину, пятиполосочник наблюдал с брюзгливым выражением. Затем развернулся и двинулся вокруг шатра, будто позабыв и про москвичей, и про пеона. Офицеры с охраной направились за ним, а Явсен подошел к москвичам, поднял их с мостовой и увел куда-то.