Книга У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Русские первые заняли самый город Янцунь, кавалерийскую импань, железнодорожный мост и две китайские переправы на шаландах через Пэйхо.

В этот день наши потери были: убит поручик Пирогов 2-го полка, пулей в голову навылет. Он только что был возвращен из отпуска и оставил после себя мать и сестру. Тяжело ранен в живот подполковник того же полка Высоцкий. При занятии деревень, лежащих перед Янцунем, ранено 17 нижних чинов, 2 убиты.

Потери американцев: 21 убит и 54 тяжело раненых.

Потери англичан: 7 убитых и 39 раненых.

В то время как наши орудия стояли на железнодорожной насыпи и обстреливали Янцунь, наши казаки вытащили китайского солдата, который ухитрился спрятаться между камнями и бревнами, наваленными внизу насыпи, и лежал под выстрелами наших пушек. Он был тяжело ранен в бедро пулей, которая, по-видимому, раздробила кость и причиняла бедному солдату жестокие мучения. Подле него лежала китайская форменная куртка и ружье. Генерал Линевич поручил мне допросить его. Корчась от боли и страха, солдат стал прежде всего божиться, что он вовсе не солдат.

– Отпустите меня. Не убивайте меня. Я не солдат. Я только продаю табак солдатам. Не убивайте меня. Эта куртка не моя. Мой хороший друг – солдат, и он послал меня отнести эту куртку и ружье в город. Не убивайте меня. Я не солдат.

– Сколько у китайцев войск и сколько пушек?

– Очень много, очень много! 10 000 войск и 50 пушек.

– Кто главные командиры?

– Генералы Ма и Сун.

– Куда ушли китайские войска?

– Я – маленький человек. Я ранен. Я лежу здесь и даже не могу встать. Как же я могу знать?

– В каком состоянии китайские войска?

– Я бедный человек. Я не могу знать. Не убивайте меня.

Генерал Линевич приказал оставить его в покое. Очевидно, все сообщенные им цифры были намеренно преувеличены. Сипаи от нечего делать занялись раненым китайцем и дали ему воды. Не знаю, что сделали с этим пленником. Не думаю, чтобы союзные солдаты оставили его в живых. Убить его ничего не стоило.

Вечером, в поле, возле русского бивака были погребены поручик Пирогов и два стрелка. Присутствовали начальник русского отряда и все офицеры, которые составили прекрасный хор и спели «Вечную память» своему товарищу, безвременно павшему и похороненному на китайской земле, на берегу Пэйхо. Перед могилой были выстроены 2 роты 2-го полка с оркестром музыки. Церемония была глубоко трогательная. Три деревянных креста, сколоченных из палок, были опущены в могилы, вместе с телами. Ямы засыпаны и сровнены с землей, для того чтобы китайцы не могли найти русских могил и надругаться над ними.

Весь вечер я осматривал красивый городок Янцунь и к ночи оказался верстах в 5 от русского лагеря, голодный и усталый, без пищи и крова. Я вспомнил об одном китайце, который имел свою лавку на берегу Пэйхо и у которого я по дороге остановился, чтобы выпить холодной воды. Я поехал к китайцу искать гостеприимства и ночлега.

Почтенный китаец Лэй Яо Пин был прямо обрадован моим приездом, так как присутствие европейца предохраняло его дом от разграбления иностранными солдатами.

Лэй Яо Пин заварил свежего пахучего чаю, собственноручно сварил жирную курицу, зажарил блинов, нарезал для приправы соленой моченой брюквы, налил сои, расставил на столе чашки и, положив вымытые палочки для еды, пригласил меня ужинать.

Вооружившись палочками, я ел с неменьшим аппетитом, чем в первоклассной тяньцзинской гостинице. Мягкая оберточная бумага, которую любезный хозяин положил для обтирания пальцев, послужила мне также и для писания корреспонденций, так как другой бумаги ни у меня, ни у него не было. Для сна хозяин постлал на скамейке чистую циновку и положил узорную подушечку, набитую чаем, что очень полезно для глаз, с дырочкой для уха.

Под кровом радушного китайца Лэй Яо Пина я провел две ночи.

В «Тополевой Деревне»

24–26 июня

Лэй Яо Пин был магометанин и поэтому носил остроконечную холщовую синюю шапочку, вроде скуфьи, вместо обыкновенной круглой. Ему было около сорока лет. Свою семью он заблаговременно отправил в более отдаленную и спокойную деревню. Лэй имел свою лавку на берегу Пэйхо. Торговал мукою, зерном, хлебом и поставлял свои товары в Тяньцзин. Он вел дело с европейскими купцами, знал лично таких солидных предпринимателей, как Сабаши (так китайцы называли Старцева), и поэтому уважал иностранцев. Кроме того, он был магометанин и поэтому считал своим особенным долгом оказывать гостеприимство пришельцу. Как и в наших лавках, в его лабазе стоял прилавок с весами, счетами, тушью и приходо-расходными книгами и были расставлены ящики и кадки с различными сортами зерна и муки. По сторонам лавки были расположены жилые комнаты с канами-лежанками для спанья, столиками, стуликами, комодами и фамильными коваными сундуками, наполненными дорогим платьем и серебром, которое переходило от отца к сыну. Позади лабаза был двор, конюшни и службы. Дома остались только хозяин и его работник.

Лэй был крайне удручен событиями этого лета. Торговля прекратилась, и все купцы разорялись. Грабили не только боксеры, которые не различали правого от виноватого, но и китайские солдаты, отымавшие у жителей всякое добро: хлеб, муку, рис, платье и деньги. Солдаты говорили, что ничего не нужно оставлять, так как все равно придут иностранцы и все разграбят. Поэтому Лэй просил дать ему такой флаг, который бы охранял его от всех иностранных держав. Я приготовил несколько флагов, на которых было написано по-русски, по-французеки, по-английски и по-немецки: «Россия». Это было слабое, но единственное средство, чтобы иностранцы не входили в этот дом, который тем самым считался состоящим под покровительством русских.

Янцунь, что значит по-китайски «Тополевая деревня», расположен по обоим берегам реки Пэйхо. Его жители, которые теперь все бежали, спасаясь и от своих и от иностранных войск, были народ зажиточный, судя по множеству прочно и затейливо построенных кирпичных домов.

Лэй рассказывал, что в Янцуне проживало около 3000 семейств. Из них до 300 семейств исповедуют магометанство и имеют свою особую кумирню, построенную в китайском стиле, с пестрым фронтоном, раскрашенными деревянными столбами, поддерживающими извивающуюся кверху серую черепичную крышу, с разноцветными окнами. Снаружи кумирня ничем не отличается от обыкновенной китайской кумирни. Крыша увенчана большим глазурным камнем алого цвета, выделанным в виде груши.

Внутри эта кумирня вполне напоминает магометанскую мечеть. В ней не было ни одного идола или изображения. Под потолком развешано множество лампад и фонарей. У входа божница с изречениями из Корана, написанными по-арабски. В глубине ниша, также с арабскими надписями. Японцы заняли эту красивую мечеть. Во дворе поставили лошадей, а в храме расставили ружья и расположились на ночлег.

Остальные жители Янцуня – буддисты. У них прекрасная древняя кумирня, под развесистыми столетними тополями, на правом берегу Пэйхо. Японцы, которые большею частью также буддисты, не посмели тронуть эту кумирню и приставили к ней часового. В алтаре кумирни воздвигнута великолепная статуя Будды, погруженного в созерцание. Над алтарем большая золоченая надпись по-китайски «Будда – справедливость и любовь». По сторонам – изображения буддистов и статуи двух древних храбрых небожителей, Юй и Чжан, которые прежде всегда помогали китайцам в их военных подвигах, но теперь почему-то уже давно перестали. По обычаю, в том же дворе, против кумирни построен театр, в котором представлялись исторические и героические пьесы. По словам единственного старика-китайца, оставшегося верным Будде и охранявшего его алтарь, этой кумирне более 200 лет.