Книга 20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При виде министров, депутатов и журналистов Осуский берет себя в руки.
Его лицо становится багровым. Видно, как он сжимает кулаки. Задыхаясь от гнева, он говорит:
– Господа, вы видите перед собой человека, которого осудили, даже не пожелав выслушать.
Он дает мне знак следовать за собой, и под руку мы идем с ним до его автомобиля. Как только автомашина выехала со двора Кэ д’Орсэ, он откинулся на подушки сиденья и протянул мне бумагу, которую все еще держал в левой руке. Это было краткое франко-английское коммюнике, информирующее чехословацкое правительство о размерах территориальных уступок, которые Париж и Лондон требуют от Праги. Эти уступки практически отдают Чехословакию Гитлеру.
Ни одного слова не было произнесено, пока автомашина не подъехала к зданию миссии Чехословакии на улице Шарль Флоке. В вестибюле посланника ожидали его сотрудники, на лицах которых выражалась тревога.
Осуский молча приглашает их в свой кабинет. Он уже взял себя в руки и вызывает секретаря.
Прежде чем начать диктовать, он говорит:
– Сейчас я попытаюсь убедить президента Бенеша, что он пропал, а с ним и Европа, если только он не окажет сопротивления франко-английской политике запугивания, которая имеет в виду заставить его мирно согласиться на расчленение нашей страны. Я не могу терять ни секунды. Ваш посланник Лакруа и английский посланник через несколько минут будут у нашего министра иностранных дел. Я не питаю иллюзий. Они пойдут до конца. Они будут ему угрожать не только тем, что откажутся поддержать нас, если Германия на нас нападет, но также и тем, что будут возлагать на нас всю тяжесть ответственности за начало войны! Сегодня утром я все понял, – говорит в заключение Осуский, отпуская своих сотрудников и взволнованно обнимая каждого из них.
Затем он медленно диктует текст последнего, отчаянного предостережения.
Кабинет Крофта в Чернинском дворце. – Любопытная телеграмма. – Альбер Лебрен и Даладье внезапно разбужены. – Губерт Рипка у Жоржа Манделя. – На рассвете в Градчанах. – Форт Шатийон. – Сарро и противогазы. – Право ношения белых чулок. – Аттолико и послание Муссолини. – В момент, когда пламя уменьшилось и готово угаснуть…
Прага, 20 сентября 1938 года, в 4 часа дня в Градчанах.
Глава чехословацкого правительства Годжа председательствует на заседании Совета министров, которое длится без перерыва со вчерашнего дня.
Он еще раз перечисляет неоднократные визиты посланников Франции и Англии. Начиная со второй половины дня они ежечасно требуют принятия последнего франко-английского компромиссного плана: «Иначе, – говорят они, – будет слишком поздно».
На чехословацкой границе сосредоточено 30 немецких дивизий, среди которых много бронетанковых и моторизованных! Гитлер с минуты на минуту отдаст приказ о нападении.
Годжа уточняет:
– Франко-английский план обязывает пражское правительство уступить германскому правительству все те районы Чехословакии, в которых на выборах более 50 процентов голосов было отдано немцам. Вместе с тем план содержит отказ в «предварительном плебисците», которого требует Гитлер, и предусматривает «международные гарантии» новых чешских границ.
Восемь часов вечера, Градчаны. Чешские министры продолжают заседать. Они все еще колеблются – принять ли им франко-английский план или прибегнуть к заключению германо-чехословацкого арбитражного договора.
21 час 30 минут, Чернинский дворец.
Министр иностранных дел Крофта принимает французского посла Лакруа. Он говорит ему:
– Мы отказываемся принять план, выработанный без нашего участия. Мы предлагаем прибегнуть к арбитражу на основе германо-чехословацкого договора. Мы обращаемся к вам, так же как и к Великобритании, с горячим призывом… Пересмотрите этот вопрос!
Париж, 21 час 50 минут. Кэ д’Орсэ. Жорж Боннэ и два его сотрудника, Алексис Леже и Жюль Анри, лихорадочно читают любопытную телеграмму французского посланника в Праге Лакруа (эта телеграмма, зарегистрированная за № 22.19–22.20, не опубликована в Желтой книге):
«Прага, 20 сентября. Председатель Совета министров Годжа только что вызвал меня, по согласованию, как он мне сказал, с президентом Бенешем. Годжа заявил мне, что если я этой же ночью уведомлю Бенеша, что в случае войны Германии с Чехословакией из-за судетских немцев Франция, в силу ее обязательств перед Англией, не выступит, то президент Бенеш примет к сведению это заявление. Тогда Годжа немедленно созвал бы кабинет, все члены которого, уже собравшиеся, как кажется, согласны с президентом Бенешем и с ним самим, что необходимо подчиниться. Чешские руководители нуждаются в этом предлоге, чтобы иметь возможность принять франко-английское предложение. Они уверены в армии, руководители которой заявили, что конфликт с Германией один на один был бы самоубийством. Годжа сказал, что демарш, который он предлагает, является единственным средством спасти мир. Он хочет, чтобы все было закончено по возможности до полуночи или, во всяком случае, в течение ночи. Годжа сделает такое же сообщение и английскому посланнику Лакруа».
Жорж Боннэ поставил об этом в известность Даладье и Альбера Лебрена; оба они уже спали и оба в очень плохом настроении, особенно Даладье: «Короче говоря, Прага в поисках самооправдания хочет, чтобы мы стали клятвопреступниками. Во всяком случае, я не хочу ничего предпринимать до тех пор, пока не узнаю мнение Лондона».
– Уже четверть двенадцатого, – отвечает Боннэ, – Лондон ничего тут не сможет поделать. К тому же его линия поведения вам хорошо известна. Необходимо, чтобы в полночь Прага имела наш ответ, судьба мира решается в минуты, которые мы переживаем.
Даладье подозревает Жоржа Боннэ в том, что он после отклонения Бенешем английского предложения, поручил Лакруа посоветовать этот демарш Годже. Жорж Боннэ отрицает это. Он неустанно повторяет:
– Если вы хотите потерять Чехословакию, если вы хотите взять на себя ответственность за войну, тогда пусть пробьет этот роковой час.
Без четверти двенадцать Эдуард Даладье и Альбер Лебрен разрешают Жоржу Боннэ под его личную ответственность направить заявление Бенешу, о котором просил Лакруа.
* * *
Двадцать второго сентября в 10 часов утра в министерстве колоний на улице Удино.
Главный редактор пражской «Лидове новины» Губерт Рипка, «серое преосвященство»[58]Бенеша, который всегда доверяет ему конфиденциальные поручения, входит в кабинет Жоржа Манделя.
– В Праге в Градчанах всю ночь заседал Совет министров, – говорит он. – На рассвете я увидел, как двери зала заседаний совета приоткрылись и вышел Бенеш, состарившийся за несколько часов на сорок лет. Это был старый и разбитый человек. Он вынужден был принять этот франко-английский план, который лишает нас всех наших сил и отдает на милость Германии. Для нас все кончено.