Книга Вильгельм Завоеватель - Джорджетт Хейер

— Я знаю, знаю, — ответил герцог. — Но мы с тобой много раз уже говорили на эту тему, Рауль. Теперь мне не свернуть с выбранного пути.

Он посмотрел на Фиц-Осберна:

— Я отправлю в Англию своих посланников, но пока не буду объявлять войну.

— Но почему? — возразил Фиц-Осберн. — Чего ещё вы ждёте? Он нарушил священную клятву, он оттолкнул вашу дочь Аделину. Чего ещё вам не хватает?

Герцог не обратил внимания на его слова.

— Мне нужен Ланфранк, — сказал он. — Вильям, приготовь кого-нибудь для того, чтобы он мог через час отправиться в Бек с пакетом.

Тут он обнаружил, что всё ещё продолжает держать в руках свои перчатки, и положил их на стол. Его гнев уже перегорел, перед ним стояла сложная задача, которую надо было решить, и он вовсе не собирался тратить время на бесполезную злобу.

— Когда, по словам моего посланника, умер Эдуард?

— Пятого января, — ответил Фиц-Осберн. — В Чайлдеме построили аббатство для того, чтобы похоронить его.

— Значит, прошло две недели, — герцог стал легонько постукивать пальцами по столу. — Достаточно времени. Если у Тостига в Лондоне есть шпионы, то он уже получил эти новости и, значит, скоро мы его увидим в Руане.

Рауль поднял голову.

— Почему? — удивлённо спросил он.

В глазах герцога появилась усмешка:

— Он приедет для того, чтобы попросить у меня помощи или совета, друг мой. И конечно же я дам ему хороший совет. Думаю, я могу рассчитывать на то, что Гарольд с ним сам справится.

— Не может быть, чтобы Тостиг был таким дураком! — воскликнул Рауль.

— Ставлю своего боевого коня против твоей гнедой, что он приедет, — предложил Вильгельм.

— Боевого коня, которого привёз вам Гиффорд из Испании? — спросил Рауль. — А что скажет старый Вальтер?

— Ничего. Ведь я не проиграю, — подмигнув ему, ответил Вильгельм.

— Тостиг должен быть сумасшедшим, если решит просить вас о помощи. Договорились, сеньор: ваш испанский боевой конь против моей гнедой.

Но он проиграл свою гнедую. Не успели посланники герцога с его первыми осторожными письмами Гарольду покинуть Нормандию, как ярл Тостиг прибыл в Руан на взмыленном коне в сопровождении ему подобных подданных, которые покинули Нортумбрию вместе с ним. Он весь кипел от ярости, и ему конечно же не хватило ума на то, чтобы промолчать. Он готов был выплеснуть весь свой гнев и все амбиции перед единственным человеком, которого ему следовало опасаться.

Ни единого слова, которое могло бы разъяснить Тостигу сложившуюся ситуацию, не слетело с уст рыцарей из окружения Вильгельма. Он ничего не знал ни о посланниках, отправившихся в Англию, ни о целях самого герцога. Ярл всё рассказал и тут же попросил у Нормандии помощи для того, чтобы сбросить Гарольда.

Герцог довольно спокойно общался с ним, но в разговоре с Раулем заметил:

— Чего я никак не могу понять, так это то, как у Годвина, который, несомненно, был умным человеком, мог родиться такой тупица. Просить помощи у Нормандии? Ведь я тот самый человек, которому ему ни в коем случае не следовало бы доверять!

Герцогиня, наблюдавшая за своими сыновьями, которые резвились в саду, отвернулась от окна и спросила, хочет ли Тостиг стать королём Англии.

— Как и многие другие, — ответил герцог.

— И он просит помощи у тебя? — Матильда злобно усмехнулась. — Смельчак! Использовать Нормандию в своих целях! И что ты собираешься делать?

— Я использую Тостига, — мрачно ответил Вильгельм. — Я сказал ему кое-что, что покажется очень важным. Он попрощается с твоей сестрой и отправится в Норвегию, чтобы попытаться заинтересовать Харальда Хардрада[22].

Он протянул свою широкую руку и взял Матильду за подбородок. Слегка повернув её лицо, он улыбнулся ей и сказал:

— Я разработал стратегию, которая должна понравиться этой маленькой головке. Тостиг с моего благословения может отправляться воевать с Гарольдом, потому что я абсолютно уверен, что он не выйдет живым из этого сражения. — Он поднял глаза и увидел, что Рауль смотрит на него. — Мой страж, я знаю, что ты мне скажешь. Такие способы тебе не по душе, но этот путь приведёт меня к цели.

Рауль не сказал ни слова. Он смотрел на герцогиню, удивляясь, как она может поддерживать политику, в результате которой её сестра, вероятно, останется вдовой. Он вспомнил, как она и Джудит прогуливались, взявшись за руки, по улицам Лилля, представил, как две головки, золотая и рыжеватая, склонялись друг к другу и как зелёные глаза раскрывали свои секреты голубым.

Неожиданно из сада донёсся голос Роберта, он звал рыжего Вильяма, стоя под окнами. Рауль увидел, как Матильда повернула голову и прислушалась, на её лице появилась улыбка, и он тут же понял, что она не думает о своей сестре Джудит. И Джудит, и дни детства уже не волновали её, они были забыты и навсегда остались в туманном прошлом, им не было места в настоящем.

Матильда жаждала получить корону, может быть, для Вильгельма, может быть, для себя, но главное, для своего белокурого любимца. Раулю даже показалось, что она уже считает, что у него есть полное право на эту корону; вероятно, даже если бы её родной отец попытался заполучить заветный приз, она стала бы для него таким же безжалостным врагом, каким сейчас была для Тостига.

Отойдя от герцога, она сосредоточила свой проницательный взгляд на Рауле:

— Ты против нас, Рауль?

Он отрицательно покачал головой. Но, казалось, ей этого было недостаточно, она даже выглядела обеспокоенно. Он уверил её:

— Нет, леди. Я с вами до конца моих дней.

Он не мог объяснить ей, какие сомнения терзают его душу, не мог показать, насколько сильно мечта о славе и короне завладела Вильгельмом. Она бы не поняла его; как и герцог, она всегда видела впереди себя определённую цель, и, будучи женщиной, она даже ещё меньше, чем он, заботилась о том, какими методами добиваться её.

Он вдруг подумал: «Если бы я только мог быть таким, как они, видеть впереди цель, за которую стоит сражаться, и не мучить себя мыслями о том, что всё могло бы быть иначе, не обнаруживать в конце пути, что душа рвётся на части, а счастье оказалось мне не в радость, потому что цена, которую я за него заплатил, была слишком велика!»

Но он не знал, что никогда не станет таким, как они; ему суждено всегда обращать внимание на небольшие радости и горести, которые таит в себе жизнь, и ценить их выше, чем какую-либо отдалённую цель. «Во мне нет ни капли величия, — думал он, — те, кто называет меня мечтателем, конечно же правы. Интересно, к чему приведут все мои мечтания? Наверное, ни к чему. Тем временем, пока я блуждаю во мраке, Вильгельм уже давно проложил бы себе дорогу, сметая на своём пути все те препятствия, которые заставляют меня сомневаться в правильности выбранного пути. Но теперь я за него боюсь. О, Вильгельм, мой господин, не случилось бы так, что ради этой проклятой короны вы пожертвуете всем тем, за что я вас так любил».