Книга Самая долгая ночь - Грег Кайзер

— Ты почему вернулась сюда? — он вытер глаза куском грязной ветоши. — Тебе ведь удалось бежать.

Река посмотрела на брата. Времени на пустые разговоры у нее не было.

— Мы здесь для того, чтобы украсть у эсэсовцев поезд. В Ваддензее у нас есть лодки, чтобы переправить всех в Англию.

От удивления Давид открыл рот и покачала головой.

— Ты с ума сошла, сестренка, — прошептал он.

— Родителей нет в живых, — сказала Река. — Их отправили на Восток, где их замучили немцы. Потому что немцы поступают так со всеми евреями. Да ты и сам это знаешь не хуже меня.

— Они не могут нас всех убить, — возразил он, опять-таки шепотом.

— Могут, еще как могут. Любого из нас, кто носит на себе вот это, — и она побарабанила кончиками пальцем по звезде, которую Рашель нашила ей на пальто. — И я не одна. Мне помогают другие, — с жаром произнесла она. — С нами наш американский друг. И Рашель — она кивнула в сторону второй женщины, что застыла рядом с дверью. — А ведь она даже не еврейка. Прежде чем поезд доедет до Гронингена, мы захватим локомотив и поведем поезд в Ваддензее, откуда лодки перевезут нас в Англию. Только не говори мне, что это невозможно.

— Они вас убьют, — возразил Давид. — А если вы попытаетесь бежать, они убьют всех остальных на этом поезде.

Давид ничуть не изменился за те пять месяцев, что прошли с того момента, когда она бежала из Вестерборка. Ни на йоту.

— Они скорее убьют нас, если мы ничего не предпримем, — возразила Река. — Этот поезд — наш последний шанс, Давид. Поехали с нами, прошу тебя.

— Моего имени нет в списке, — произнес Давид. — Всех, кого нет в списках, запирают в бараках. Я не смогу попасть на поезд.

— Ты должен хотя бы попытаться. Потому что если ты этого не сделаешь… Прошу тебя.

И вновь брат отрицательно покачал головой.

— Вам никогда не выбраться из этого поезда. Потому что вагоны будут заперты. Вы так и останетесь сидеть внутри. И тогда вас… — он не договорил — помешали слезы.

Река вновь посмотрела на брата и изменила тактику.

— Прошу тебя, Давид, помоги нам. Нам без твоей помощи не обойтись. Честное слово, мы рассчитываем на твою помощь.

Увы, на лице Давида нельзя было обнаружить и следа храбрости. Он все еще полагал, что немцы оставят часть евреев в живых, и очень надеялся попасть в их число. Он покачал головой.

— Не могу.

Рашель подошла и встала рядом с Рекой. Она не была намерена ждать.

— Река, времени у нас в обрез, — напомнила она ей. Река обернулась на дверь в мастерскую. Темнота, которая совсем недавно была непроницаемой, заметно поредела. Вскоре начнет светать, после чего всех построят на перекличку. А ведь им еще предстоит найти Вресье, затем вернуться на платформу, прежде чем лагерь окончательно проснется.

— Давид, — обратилась она к брату в последний раз. Но он покачал головой.

Как хорошо, подумала она, что я не сказала Леонарду о том, что брат еще может быть в лагере. Она опасалась, что Леонард может потребовать, чтобы брат присоединился к ним, а в случае отказа, силой притащил бы его к поезду. И тогда бы его поймали, и он кончил там же, где закончили свои дни их родители. Нет, она была права, но разве от этого легче?

И она обняла его на прощанье — единственное, что она могла сделать.

— Прости меня, сестренка, — произнес он, и его слезы упали ей на щеку. — Прости.

Ей почему-то подумалось, что то же самое говорила и Аннье, и где она теперь?

Рашель повезло больше. Как только она, подойдя к третьему бараку, крикнула «Вресье Иккерсхейм» и «Вресье Схаап», как откуда-то из глубины уставленного рядами нар помещения, донесся ответ.

И в ее распростертые объятья бросилась женщина. По крайней мере Реке показалось, что это женщина. Она была такая худая, что казалось, ее предплечье можно перехватить пальцами. Когда-то она была очень даже хорошенькой. С фотографии, которую носил при себе Кристиан, смотрела симпатичная женщина с короткими темными волосами, узким носом и высокими скулами, которым Река даже позавидовала. Но в тусклом свете парафиновой лампы у входа в барак Вресье казалась такой худой, будто ее тело было составлено из тонких палочек, как на детском рисунке: палочки вместо рук, палочки вместо ног, пустой круг для головы.

— Вресье, дорогая, — расплакалась Рашель. И похожая на скелет женщина, чье лицо было скрыто редкими темными волосами, разрыдалась. Река не смогла разобрать слов, впрочем, сейчас не до них.

Но через пару секунд она сказала те же слова, что и Рашель в мастерской.

— Времени у нас в обрез.

Рашель быстро и едва слышно сказала что-то своей золовке, но та не прекратила рыданий. Река смогла разобрать лишь пару слов. Она точно услышала имя «Кристиан» и слово «поезд». Вид у Вресье был растерянный, она что-то сказала про мать и отца, Река также поняла слово «Аутье». Кажется, так звали младшего брата этой женщины. Рашель покачала головой.

— Рашель, нам пора, мы должны… — попыталась поторопить их Река.

Рашель резко тряхнула головой и обернулась к ней. И неожиданно в ее глазах и искривленных губах Река прочла ненависть. Впрочем, неприязненная эта гримаса исчезла столь же быстро, как и появилась. Рашель кивнула, схватила в кулак подол поношенного зеленого платья Вресье, — на узнице не было никакого пальто — и, не переставая что-то шептать, потащила за собой из барака.

Снова выйдя под дождь, Река услышала, как у нее за спиной кто-то крикнул «Вресье!». Оборачиваться она не стала.

— Где они? — спросил Схаап, едва ли не в сотый раз. Маус лишь пожал плечами, однако взгляд его был по-прежнему прикован к точке между двумя строениями, где два часа назад в темноте растворились Река и Рашель. А ведь скоро начнет светать, если уже не начало. Он взглянул на часы. Пять. Было заметно, что охранник нервничает. И если женщины не вернутся, трудно сказать, чем все закончится.

Послышался свист, вернее, гудок локомотива. Маус и все другие находившиеся на платформе люди подняли глаза и посмотрели в сторону ворот лагеря, которые в этот момент распахнулись. Вдалеке, между чахлыми деревьями, что тянулись вдоль железнодорожных путей, Маус разглядел черный локомотив, из трубы которого вырывался столб дыма. Локомотив двигался задним ходом, толкая перед собой в сторону лагеря вереницу товарных вагонов. В самом хвосте состава, вернее, наоборот, в его начале, имелся один-единственный пассажирский вагон. Вагоны с лязгом и скрежетом натыкались один на другой, но неуклонно подползали все ближе и ближе.

Маус тотчас узрел проблему, и она не имела никакого отношения к тому, что ни Река, ни Рашель еще не вернулись. Поезд был отнюдь не вчерашний пассажирский состав с окнами, в которые они при желании могли пролезть, чтобы потом спрыгнуть на землю, когда локомотив замедлит ход. Немцы решили запихнуть их в товарные вагоны для перевозки скота, глухие, без окон. Как только двери за ними закроются, им уже никогда не выйти наружу. А инструментов, чтобы взломать замки, у них нет.