Книга Глоток мрака - Лорел Гамильтон

– Откуда ты знаешь?

– Таков закон гоблинов. Тот, кто нанес смертельный удар, первым выбирает трофей.

– Забыл, что твой отец возил тебя с собой в наш холм, – сказал Ясень, привставая и опираясь на локти.

– Гоблины – пехота фейри. С тех пор, как вы к нам присоединились, мы побеждали во всех войнах, в которых без вас проиграли бы.

– Теперь нам запрещено вести войны, так что знать обоих дворов быстро об этом забыла, – сказал Ясень. – Нас даже Неблагие едва терпят.

– Мы не такие чистенькие, чтобы показывать нас журналистам, – хмыкнул Падуб.

Он сел и подтянул колени к груди, обняв их руками. В этой позе он казался моложе и уязвимей. Я почти увидела, каким он был в возрасте, когда Кейтмор их обоих считал законной добычей.

Я проползла по расстеленной одежде и шелестящей под нею траве к Падубу. Он даже не пытался сделать вид, что не глазеет на мои груди. Но меня это не смущало. Мы голые, и я хочу, чтобы они хотели меня.

Я поднялась на четвереньки, позволяя ему любоваться тяжелыми округлостями моих грудей.

– Вы потрясающие, – сказала я.

Он перевел взгляд на мое лицо – в алых глазах светилась злость. Я остановилась на полпути к желанному поцелую, не понимая причины внезапного гнева.

– Годимся потрахаться, а выйти на публику – нет, – сказал он.

Я села на пятки.

– В чем дело-то? Не понимаю.

Ясень тоже сел, согнув ногу в колене, а другую вытянув – демонстрируя красивую эрекцию. В этом смысле им обоим нечего было стыдиться. Я с трудом перевела взгляд на его лицо.

Он засмеялся типично по-мужски, польщенно и самодовольно.

– Ты не первая сидхе, пожелавшая отведать запретное яблочко.

– Но вы говорили, что первая.

– При всех – говорили. При других гоблинах. По гоблинским законам, если ты был с сидхе, на них должны остаться следы насилия. А не останутся – будешь считаться слабаком. Это самому напрашиваться на драки. Мы и без того полукровки-сидхе, Мередит. Если гоблины узнают, что мы не против обычного секса, нас станут вызывать на одну драку за другой, пока в конце концов не убьют.

Падуб провел по моему плечу ребром ладони.

– Нежность среди гоблинов не поощряется, а наказывается.

Я посмотрела на Падуба и снова на Ясеня – тот сказал:

– Мы сами живем по этим законам. Мы наказывали за нежность других. Твой ручной гоблин Китто немало пострадал от наших рук.

– А вам нравилось его мучить? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Только ты можешь так спросить. Прямо к делу, как гоблин, хоть у тебя и хорошенькое личико сидхе.

– Я еще и человек, – напомнила я.

Он кивнул и потянулся пальцем к моей щеке.

– И брауни тоже, хоть этого и не видно.

Я отвернулась, глядя в ночь.

– Моя двоюродная сестра Кэйр так ненавидела свое доставшееся от брауни лицо, что убила нашу бабушку ради крупицы власти.

– Мы слышали, что ты повела против нее Дикую охоту. Объявила убийцей родича.

Я кивнула.

– Верно.

Падуб обвил меня руками: покрытые шрамами мускулистые руки умели быть такими нежными! Он прижал меня к себе и прошептал мне в волосы:

– Мы одни сейчас и можем тебе сказать, как мы тебе сочувствуем. Мы понимаем, какая это страшная для тебя потеря.

Ясень придвинулся к нам, повернул мое лицо к себе и добился, чтобы я смотрела на него.

– Но перед миром, перед кем угодно, Мередит, перед кем угодно, кроме тебя, мы – гоблины. И вести себя будем как гоблины.

– Я понимаю, – сказала я.

– И это не притворство, Мередит. Это тоже в нас есть.

Падуб прижался лицом к моим волосам.

– У тебя такой сладкий и чистый запах, такой приятный. Так бы и съел.

Я слегка напряглась.

– От гоблина это звучит угрожающе.

– Не обманывайся, Мередит, – сказал Ясень. – Мы не только гоблины. Мы – это мы.

Он глянул на брата с упреком.

– Во мне от гоблина побольше, чем в брате, – признал Падуб.

– Были б вы сидхе, я бы сказала, что оральный секс – на ваш выбор. Но я знаю, что просить гоблина об оральном сексе – оскорбление. Я с вами играть могу, а вы со мной не станете.

– Это да, – сказал Падуб. – Но братик у меня извращенец.

Я даже не сразу поняла, а потом улыбнулась своей непонятливости. А Ясень смутился, подумать только.

– Здесь никто не увидит и не растреплет, – сказал он. – Могу делать что захочу.

– И чего же ты хочешь? – спросила я из объятий его брата.

– Хочу лизать тебя, пока ты от удовольствия не засветишься.

– А потом-то трахнемся? – спросил Падуб.

Ясень глянул сердито, а я рассмеялась.

– Непременно трахнемся.

– Я бы лучше занялся любовью, а не трахом, – сказал Ясень, и я увидела в его лице совершенно неожиданную мечту. Мечту о том, что ему на долю выпадало нечасто. Гоблины не понимают уединения в применении к сексу. Уединяться – это значит, ты чего-то стыдишься, или вообще неполноценный в этой области.

Я наклонилась к Ясеню, и Падуб выпустил меня, чтобы я смогла запечатлеть легкий поцелуй на губах его брата.

Он поцеловал меня в ответ, рукой скользнул к моей груди, потом оторвался от меня, чтобы прошептать:

– Ложись на спину, принцесса.

Я только и смогла сказать:

– О да.

Глава сорок четвертая

Ясень нагромоздил горку из одежды и подложил под меня, нагнулся ко мне, теплым дыханием согревая мне кожу. Над нами висела луна, белая и сияющая, висела так низко, что мне отлично видны были серые тени морей и черные пятна кратеров. Я потянулась к луне рукой, но как бы низко она ни висела, достать ее не удалось.

Падуб не то всхлипнул, не то присвистнул, и я повернула к нему голову. Он снова притянул колени к груди и сидел, пожирая нас газами. Но я разглядела в нем не одно только нетерпение. Мне снова стало ясно, как одиноки они с Ясенем – свирепые гоблинские воины, у которых душа совсем не так свирепа. Они мечтали о любовной пище понежнее, чем кровавые грубые трапезы, предлагавшиеся при дворе гоблинов. И сейчас, в месте вне времени и вне мира, им, возможно, представился единственный их шанс побыть сидхе, а не гоблинами. Пусть Падуб говорит, что хочет быть гоблином, а не сидхе, но мечта эта ясно виднелась на его лице в свете луны.

Ясень наконец добрался до нужной точки, и я отвлеклась от Падуба. Мне была видна только часть лица Ясеня – нижнюю его половину, будто маска, скрывало мое тело. Он поднял ко мне глаза – огромные, миндалевидные, темные в свете луны. Волосы по контрасту казались почти белыми, зато золотистая кожа в полумраке выглядела загорелой чуть не до черноты. Я невольно вздрогнула под его лаской, и это ему понравилось. Кожа у меня начала понемногу светиться, неярко в сиянии луны, но свет все разгорался у меня под кожей, словно отражая свечение гигантского шара у нас над головой.