Книга "Русская освободительная армия" против Сталина - Иоахим Гофман

В феврале 1946 г. папа Пий XII в ответ на мольбы о помощи от Зарубежной православной церкви выразил протест против «репатриации людей вопреки их воле и отказа в праве на политическое убежище» [696]. Накануне выдачи, 23 февраля 1946 г., протоиерей граф Граббе и полковник Кромиади по поручению Синода побывали в Ставке во Франкфурте с бесперспективным намерением добиться отмены приказа. Их отослали к правительству в Вашингтоне, которое, однако, ответило на соответствующее письмо Синода лишь 25 мая 1946 г. Теперь развитие событий больше невозможно было удержать. 21 и 22 февраля 1946 г. семьям еще раз разрешили встретиться в Платтлинге; затем обитателями лагеря стала овладевать глубокая депрессия.

23 февраля в доступе было отказано даже священнику отцу Сергию. Платтлинг, лагерь военнопленных № 431, в это время был оцеплен на 15 километров вокруг усиленным войсковым нарядом – двумя полками со всем оружием. В ранние утренние часы 24 февраля 1946 г. на территорию лагеря бесшумно проникли несколько батальонов американских солдат – около 3000 человек [697]. Еще спящих военнопленных по сигналу молниеносно выгнали из бараков – мера предосторожности, которая, правда, не смогла полностью предотвратить самоубийства и их попытки, но все же позволила ограничить их немногими случаями. Путем переклички военнопленных разделили на две группы, 1590 из них затащили на грузовики, на вокзале в Платтлинге погрузили в заготовленные эшелоны для пленных и вскоре передали в Хофе советским властям. Но и из оставшихся пока нетронутыми 1630 власовских солдат, которые заявили, что были лишены гражданских прав и потому вступили в РОА добровольно, большая часть не избежала той же участи. Следственные комиссии объявили эту категорию не подлежащей выдаче. Американские офицеры из лучших побуждений давали успокоительные обещания. Командующий оккупационными силами США в Германии и вооруженными силами США в Европе генерал Макнарни тоже считал, что этих пленных в соответствии со строго американской дефиницией гражданства следует освободить, и вновь запросил 19 и 27 апреля Военное министерство о подтверждении своей интерпретации. [698] Следствием этого стала новая директива Объединенного комитета начальников штабов от 7 июня 1946 г., которая отвергла введенную 3-й армией практику следственных комиссий и еще раз констатировала, что исключительно советские власти компетентны решать, кто является и кто не является советским гражданином [699]. Выдача была прервана на несколько месяцев. На основании новой ситуации она теперь нашла свое завершение. Из лагерей Деггендорф и Бад-Айблинг от 600 до 900 перемещенных сюда тем временем военнопленных вновь были несколькими партиями отправлены в советскую оккупационную зону. В итоге оказалось, что лишь несколько сот бывших солдат РОА были обязаны своим спасением тайным усилиям американской армии. Но и это стало возможно лишь потому, что генерал-лейтенант Траскотт – очевидно, при определенном прикрытии генералом Макнарни – существенно превысил свои полномочия.

Непосредственно перед депортацией остатков армейского штаба, 2-й дивизии РОА и прочих подразделений из Платтлинга американцы передали советским властям и содержавшихся в плену в Ландсхуте генералов Меандрова, Ассберга и Севастьянова. В присутствии американских офицеров 5 февраля 1946 г. все трое еще раз категорически отвергли добровольное возвращение в Советский Союз перед советской комиссией во главе с полковником Фроменковым. Хотя их затем перевели на строгий одиночный режим, генерал-майор Меандров 6 февраля 1946 г. все же попытался воплотить свои слова в реальность и лишить себя жизни, нанеся себе осколком стекла глубокие порезы на горле [700]. Американские охранники воспрепятствовали завершению попытки, а также ее последующему повторению в лазарете. 14 февраля 1946 г. в Ландсхуте появились советские офицеры, чтобы увезти Меандрова, Ассберга и Севастьянова. Старых эмигрантов Бородина, Ангелеева и Белогорцева пощадили. Другие высокопоставленные офицеры, например, начальник главного организационного управления КОНР генерал-майор Малышкин, начальник главного управления пропаганды генерал-лейтенант Жиленков, полковники Кабанов-Риль и Кардаков из армейского штаба находились в это время вместе с видными немецкими военнопленными и интернированными гражданскими лицами в лагере Мангейм-Зеккенхайм [701]. Главная ставка в случае с Жиленковым, находившимся под домашним арестом в Тироле с другими членами КОНР и военнослужащими РОА, запросила в Вашингтоне указаний по его содержанию, но 11 июля 1945 г. получила ответ от заместителя госсекретаря Грева, что «генерал Жиленков и генерал Власов или любые их заместители» признаны, как он выразился, «предателями одного из наших союзников» и «военными преступниками» и потому будут переданы советским властям. Подобно Меандрову в Ландау, Малышкин и Жиленков тоже использовали время в Мангейме, чтобы попытаться разъяснить американцам возникновение и политические цели Русского освободительного движения. Как заверял лагерный комендант, подготовленные ими памятные записки были переправлены Ставкой в Вашингтон, чтобы оттуда получить на них ответ. Объяснялось ли это данными документами или значимостью их авторов, но во всяком случае в октябре 1945 г. военнопленных русских перевели в следственный лагерь Оберурзель, где представитель Военного министерства (или службы контрразведки США) г-н Сандерс дал им возможность письменно изложить свои познания о Советском Союзе. Тем самым генерал-лейтенант Жиленков смог написать то, что он знал о партии и правительстве, генерал-майор Малышкин и полковники написали о сухопутных войсках, капитан Лапин – о внутренних войсках, капитан Денисов – о военно-морском флоте. Одновременно была дана детальная информация об Освободительном движении. Но его судьба была решена. По решительному требованию советских властей 1 мая 1946 г. был выдан Жиленков, а затем Малышкин [703]. Полковник Риль и другие последовали за ними немного погодя.

Стоит упомянуть, что, как следует из документов, немцы в это критическое время в рамках своих ограниченных возможностей всюду вступались за своих бывших союзников, попавших в бедственное положение. Так, например, в Курляндии, где почти всем немецким солдатам пришлось сдаться советским войскам, немцы позволили русскому майору Васильеву и другим военнослужащим добровольческих частей спастись на борту последнего танкера, покинувшего порт Виндау [ныне Вентспилс. – Примеч. пер.] 8 мая 1945 г. «Немцы вывезли нас, – говорилось по этому поводу, – они не оставили нас на произвол судьбы» [704]. Когда британские войска 1 мая 1945 г. подошли к Итцехо, где находился большой лагерь инвалидов-добровольцев, среди которых только перенесших ампутацию было 400 человек, шеф инспекции № 15 по туземным солдатам и добровольческим частям в ОКХ подполковник Ханзен велел выдать его обитателям удостоверения восточных рабочих, объяснив это намерением «спасти от смерти и преследований этих людей, которые пролили кровь за нас» [705]. Показательным было поведение командира 15-го казачьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта фон Панвица, который отказался от предоставленной возможности бегства, т. к. не хотел бросать казаков, доверившихся ему. В австрийском Лиенце в знак протеста против выдачи звонили церковные колокола, в баварском Платтлинге на вокзал пришли гражданские лица, в основном женщины, чтобы оказать первую помощь жертвам, раненным в ходе акции выдачи. В лагере Ландсхут полковник Геккель, майор Швеннингер и майор Крюгер ходатайствовали перед американским комендантом за находившихся в опасности генералов РОА [706]. А когда было намечено вывезти группу русских офицеров из Мангейма, то военнопленные немецкие фельдмаршалы и генерал-полковник Гудериан протестовали против выдачи их «русских товарищей» [707]. К тем, кого теперь так назвали, принадлежал и Жиленков, бывший беспризорник, некогда высокопоставленный функционер партии большевиков в Москве, армейский комиссар Красной армии, т. е. человек, которого немцы при его пленении в 1941 г., собственно, должны были расстрелять на основании пресловутых директив о комиссарах.