Книга Целуй и танцуй. В поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

2 декабря 2001 года

Я все еще слышу приветственные крики толпы, которые раздавались в день избрания президента. Но теперь сладкий вкус победы сменился горечью. И я чувствую ее привкус. Все еще не могу поверить, что прошло уже два года. Кажется, все было только вчера.

На прошлой неделе президент сделал телевизионное обращение к народу, в котором призвал нацию объединиться и спасти Аргентину от надвигающегося банкротства. В то время я еще не понимала, насколько неизбежно неизбежное. Хочу сказать одно: президент не поднимал ложной тревоги! Когда он говорил «неизбежно», то действительно имел в виду «неизбежность»!

Поговаривают, что он алкоголик и во время речи его язык слегка заплетался. Никогда не куплюсь на эту байку, и, поверьте, уж я-то знаю, что говорю: на милонге нетрезвых море. Если уж хотите знать мое мнение — его речь была речью трезвомыслящего человека. У меня мурашки поползли по коже, когда он принялся просить зрителей поддержать меры в области налогообложения, чтобы противостоять финансовому краху, «хотя многим из вас скорее всего это не понравится», — сказал он.

Ну, теперь мы знаем, в чем заключаются эти меры. В пятницу правительство объявило введение el corralito[78](замораживание банковских счетов.) Оно не затрагивает ни скот, ни лошадей, зато касается денег. В неделю жители Буэнос-Айреса могут снимать отныне лишь двести пятьдесят песо наличными. Идея, стоящая за этой мерой, такова: остановить поток денег из аргентинской банковской системы в такие места, как, например, Швейцария и Уругвай. Однако создавалось впечатление, что подобные меры были встречены аргентинцами крайне негативно и имели обратный эффект, нежели тот, на который рассчитывало правительство. Сотни тысяч людей толпятся в очередях, пытаясь любым способом заполучить свои деньги из банков и положить их под матрас. Но тут существует и другая загвоздка: на пособие в двести пятьдесят долларов в неделю невозможно оплатить все расходы. Чтобы хоть как-то решить проблему, многие сейчас открывают несколько различных счетов. У них отобрали законное право распоряжаться деньгами — и они буквально кипят от злости. Но сомневаюсь, что им удастся что-либо изменить. Да и что они могут, в конце концов?

Аргентинцы обожают жаловаться, но когда доходит до дела, они считают, что их судьба быть преданными своими лидерами. Многие начинают качать головой, ворчать, ввязываться в драки в очередях, но на этом все и заканчивается. Кое-кто даже приносит с собой складной стул, чтобы с большим комфортом сетовать на тяготы жизни. Большинство потягивают мате, чтобы облегчить боль утраты. И… что они там едят, неужели сандвичи? Очевидно, банки предоставляют закуски, чтобы успокоить своих клиентов. Возможно, самые дорогие в мире сандвичи, как вы думаете?

10 декабря 2001 года

Прошлым вечером Рубен заглянул к нам и заявил, что уходит из шоу. Сказал, что по горло сыт бесконечными указами и командованием Фелисии, и поинтересовался, не хочу ли я сменить почву под ногами вместе с ним. Он собирается танцевать в Сан-Тельмо. Мы будем считаться «равными партнерами», а деньги станем делить пополам. Хотя его предложение и показалось мне заманчивым, я отказалась. Возможно, Пабло и вредный, зато его имя превосходно смотрится в моем резюме: имя Пабло де лас Пампас настолько известно, что способно сгладить ту абсурдность, которую уличный танец привносит в мою репутацию «серьезной» исполнительницы танго.

Об имени Рубена этого не скажешь. Но дело не в том, что Рубен плохой танцор. Просто он не совсем тот тип танцора. Хотя, сказать по правде, чаще я предпочитаю танцевать именно «не с теми» партнерами, нежели с «теми». Рубен не держит меня постоянно на расстоянии вытянутой руки, будто я какая-то страшная карга. Он танцует танго так, как, подразумевается, оно и должно танцеваться. В необычайно тесном соприкосновении тел. Хотя Рубен и не обладает техникой профессионала калибра Пабло, ему удается сохранить дух танго, изначальный дух танца. Ему (танго) присуща mugre[79]— распущенность, развратность, — в которой когда-то и расцвел цветок танго. La mugre была и навсегда останется жизненной силой, живительным источником этого танца.

Действительно, если танго-шоу «Пасифико» каким-то образом и оказалось мне полезно (кроме того, что в результате танцев на мостовой я скоро буду страдать преждевременным варикозом), то тем, что напомнило об одном: танго по сути своей является «грязным танцем». Легко забыть об этом, танцуя с Пабло, который делает больший акцент на технике, нежели на сущности. Когда слишком сильно пытаешься придерживаться правил, то непременно теряешь некоторую страсть и эротизм, которые и превращают танго в танго. Как мне кажется, лишая танго его mugre, вместе с водой вы выплескиваете и ребенка и в результате танцуете девственно-чистое, но тусклое и упрощенное танго, его бледную тень. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

Однако тут есть одно «но». Конечно же, я чувствую себя в долгу перед Рубеном — ведь именно он напомнил мне, как важно «сохранять танго «грязным танцем». Я не могу принять его предложение, потому что это равносильно карьерному самоубийству. Сначала я попыталась отказать мягко. Однако Рубен воспринял мой отказ в манере истинного тангеро — то есть запальчиво. Он обвинил меня во многом и, среди прочего, в том, что я веду себя как сноб. Невероятно, каким ранимым он порой бывает!

Надеюсь, я не совершила роковой ошибки. Теперь нас осталось только трое: Пабло, Фелисия и я. Мы по очереди танцуем друг с другом. Все закончилось тем, что я больше не являюсь единственной мишенью для критики. Они начали также прицеливаться и палить друг в друга, что является для меня благом, но работает против Пабло, который уже несколько раз угрожал покинуть шоу. Искренне надеюсь, что в действительности он так не поступит. Потому что с кем же я стану тогда танцевать? Холодная рыбина все же лучше, нежели никакая.

— Она невозможна! Не могу я с ней танцевать! Она вообще не позволяет мне вести! Сама пытается доминировать, — жаловался он мне то и дело. Конечно же, Пабло слишком труслив, чтобы высказать претензии напрямую. Я слушаю его с тайным ликованием и удовлетворением.

Мы с Фелисией также исполняем совместно один номер. Она неплохой лидер, однако же не идеальный. То есть порой мне приходится предугадывать ее следующий шаг, но иногда я что-то понимаю не так, и она выкрикивает не слишком лестные слова прямо мне в ухо. Однако я уже заметила, что наш лесбийский танец собирает большие толпы, даже большие, чем танго, исполнявшееся ранее двумя мужчинами. Отсюда и моя теория: две женщины, танцующие в паре, привлекают:

а) толпу из геев и лесбиянок;

б) мужчин с фантазиями, в которых фигурируют две жен-шины, то есть практически всех мужчин.

Не имеет значения, насколько большая собирается толпа, состоящая из праздных наблюдателей и борцов за права людей (клянусь, однажды я даже заметила радужный флаг); по мнению Фелисии, она всегда недостаточно велика. Со времени ухода Маурисио она потеряла уверенность в себе. И угадайте, что она сделала? Попросила его вернуться и появиться в «качестве гостя». Возможно, она и ненавидит его как человека, однако она не может отрицать его харизму, которая действительно зачаровывает толпу. Я уверена, он чувствовал удовлетворение, когда Фелисия оказалась вынуждена просить у него помощи. Когда он появился, то со скамеек, на которых собирались постоянные наблюдатели, донесся глухой гул. Все явно были взволнованы и принялись размышлять, возможно ли воссоединение. Однако когда Маурисио открыл танду вместе со мной, можно было буквально осязать всеобщее разочарование, когда стало понятно, что надежда оказалась тщетной. Он же, с другой стороны, казался приятно удивленным. Полагаю, он не ожидал, что из меня выйдет хоть какой-то толк, учитывая, что я иностранка и все такое. Меня всегда забавляет оценивающий взгляд, которым меня разглядывают мужчины, танцующие со мной впервые. Они просто не могут поверить, что я не портена. Тот факт, что я танцую, как настоящая портена, не являясь ею, конечно же, подстегивает меня.