Книга Инжектором втиснутые сны - Джеймс Роберт Бейкер

Однако в последовавшей за этим безмятежности вонь горящего топлива идет на убыль. Однажды днем Деннис и Шарлен лежат, отходя от всего этого, на пляже Малибу — и вдруг он поднимается на локтях и обыденно предлагает пожениться. Ее изумленный взгляд сменяется ликующим воплем, который слышен от Ринкона до Ла-Джолла.

Пышная свадьба в Беверли-Хиллз, весь цвет мирового рока, большинство в белом. Ринго подхватывает букет. Мик целует невесту. Кейт Мун[451]шутит насчет применения ножа для разрезания свадебного торта, дабы добраться до бриллиантового кольца Шарлен. Даже Деннис смеется.

Неизбежный медовый месяц на Ривьере. Вяло проходящие дни в Сан-Тропе; огни фейерверков отражаются в бриллиантах секса.

Но почти сразу после возвращения в Лос-Анджелес тьма вновь стала сгущаться. Одна, Шарлен бродит по пустому египетскому мавзолею, куря «Eves» одну за одной, в трехсотый раз слушая «Sgt. Pepper», потом наигрывает мелодии на своем пианино, набрасывая песни для соло-альбома, который Деннис обещал записать. Но он редко появляется дома, да и приходит только затем, чтобы проспать двадцать часов подряд.

Вот он в студии «Санрайз Саунд», и он похож на одержимого. В четыре утра, один в звукооператорской, он горбится над пультом, обветренные губы растресканы, кожа кажется желтой в свете ламп, вместо глаз — темные провалы, а он крутит и крутит один и тот же фрагмент записи, изучая, взвешивая, оценивая пять нот гитарного проигрыша снова и снова, часами, весь следующий день, всю следующую ночь. Это должно было стать его завершающим программным заявлением — концептуальный тройной альбом, который однажды описали как «рок-н-ролльное Головокружение». Некоторое время здесь торчали и «Vectors», пока он не обозвал их в лицо пидорами и не вышвырнул вон. Многие знаменитые музыканты приходят и уходят, их записи летят в мусорку, пишутся заново, в них втискиваются слова, и опять в мусорку, и еще раз написать заново, струнные, духовые и вокал добавить, убрать, возня с записями, снова и снова, и конца не видно — пока работать он уже не может. Мозги выжжены, как деревушка на пути «Тет Оффенсив»,[452]вены изодраны, как тропа Хо Ши Мина, в конце концов он в приступе паранойи уничтожает все записи, решив, что музыка каким-то образом ответственна за продолжение войны во Вьетнаме. Два года работы; шедевр, который те, кому довелось его услышать, описывали как совершенно безумное барокко, и в то же время необычайно величественное произведение, которое должно было затмить Фила Спектора, Брайана Уилсона и рок-минималистов «Битлз» — все это утрачено навеки, погибло вместе с рассудком, мозговыми клетками и зубами Денниса.

В начале 1969 года он проходит курс лечения в санатории Санта-Барбары. Незадолго до его окончания он прогуливается по окрестностям, обняв Шарлен, свою верную нежную мадонну. Наверняка именно тогда она предлагает ему завести ребенка, видя в этом путь к его спасению. Да, семья — возвращение к нормальной жизни, причина, чтобы жить. Должно быть, она делится с ним самыми сокровенными мыслями, потому что он вдруг берет ее лицо в ладони и целует — ласково, как целовал раньше. Он прошел сквозь пламя, но теперь его голубые глаза снова ясны. Ночи психозов и мучений остались в прошлом.

По крайней мере, это выглядит именно так, когда они с нежностью друг к другу снова занимаются любовью в той самой голубой комнате, еще не зная, что это последний раз. Именно так это выглядит, когда она сообщает ему о том, что беременна, и он подхватывает ее на руки и кружит, обняв. Это выглядит именно так, когда она украшает детскую, а Деннис радостно обнимает ее на кухне солнечным утром, прижимает ухо к ее животу, превосходный будущий отец, а Шарлен улыбается, заливается румянцем и вся сияет в платье для беременных с изящной вышивкой — наконец-то, ее мечты о супружестве стали явью.

В октябре он вновь начинает ездить в студию, записывает Луизу Райт. На третий день Красная Армия уже оккупирует территорию. Бункер запечатан. Götterdämmerung — настали сумерки богов.

Возможно, все происходит так. Дело к вечеру, мужа нет дома, Шарлен во дворике, поливает цветы возле гаража, пытаясь хоть чем-нибудь занять себя под мирным солнцем Малибу, в то время как ее мысли далеко, они там, с окунувшимся в битву мужчиной, которого она любит. До чего же ей хочется найти хоть какой-нибудь способ сделать так, чтобы он прекратил делать то, что делает; но она знает, что способа нет. Ну почему творчество и саморазрушение для него связаны неразрывно?

Она равнодушно поливает «анютины глазки», и тут замечает, что висячий замок на гараже не заперт.

Поначалу она ничего не делает. Он давно внес ясность: без него ей совершенно ни к чему ходить в голубую комнату, ей нечего там делать. Но пожалуй, именно сейчас ей больше, чем когда-либо, нужно напоминание о его нежной, кроткой стороне. Она бросает шланг и, стараясь сильно не напрягаться, осторожно поднимает гаражную дверь.

Сосредоточенно держась за перила, вставая обеими ногами на каждую ступеньку, она поднимается по внутренней лестнице; клинки пыльных лучиков солнца соскальзывают с ее выпирающего под тканью свободного платья живота.

Она входит в голубую спальню, открывает жалюзи, и святилище наполняется отраженным от океана светом. Как же она любит эту сентиментальную комнату! В бесцельной тоске Шарлен бродит по ней, крутит глобус, поглаживает столбик кровати, с нежностью рассматривает нижнюю кровать — так трогательно, столько страстных желаний подростка она, и только она воплотила для него в реальность; к тому же именно здесь был зачат ребенок, что сейчас в ее чреве.

Она видит, что на проигрывателе RCA-45 стоит «сорокапятка» — пластинка «Люби меня сегодня ночью». Она включает проигрыватель, игла опускается на диск. Музыка заполняет комнату, и на нее накатывают восторженные воспоминания. Ведь она по-прежнему так любит его, своего безумного гения, любит так сильно, как только возможно.

Она покачивается в ритм музыке, и ее взгляд притягивает отблеск света — солнечный лучик бьет в дверную ручку смежной комнаты. В замочной скважине торчит ключ.

Она колеблется. Она никогда не заглядывала за эту дверь. Хотя на самом деле почему бы и не заглянуть туда. Там ведь просто кладовка, он так всегда и говорил, а с какой стати ей не верить его словам?

Охватывает ли ее некое предчувствие, ощущение грядущей беды? Весьма сомнительно. Наверняка это всего лишь элементарное любопытство от скуки — и в конце концов она все-таки поворачивает ключ и заглядывает в комнату, которую никогда не видела раньше.

Все так, как он говорил. Кладовка. Старое бойскаутское снаряжение, детские палатки и спальники. Сломанная доска для серфа, какие-то ржавые инструменты. Скучная, неинтересная комната: окна затянуты фольгой, в спертом воздухе висит запашок плесени. Она уже собирается закрыть дверь, но тут замечает розовый чемоданчик, запрятанный за доску для серфа.