Книга Возвращение в Оксфорд - Дороти Ли Сэйерс

Направляясь к общественной телефонной будке в Елизаветинском здании, на которую перевели звонок, она пыталась собраться с мыслями. Краткое извинение, краткое объяснение, просьба дать совет, кому можно поручить дело. Вот и все, ничего сложного.

Голос в трубке прекрасно говорил по-английски. Он сомневается, что лорд Питер в отеле, сейчас проверит. Пауза, в течение которой Гарриет слышала шаги и голоса на дальней части континента. Потом все тот же голос, учтивый, с ноткой сожаления:

— Его светлость покинул Рим три дня назад.

О! Не знают ли они, куда он отправился? Сейчас наведут справки. Новая пауза, голоса говорят по-итальянски. Снова тот же голос:

— Его светлость отбыл в Варшаву.

О! Спасибо большое.

Вот и все.

Она прикинула, не позвонить ли в британское посольство в Варшаве, но мужество ее оставило. Гарриет положила трубку и снова пошла наверх. Кажется, заняв решительную позицию, она не очень преуспела.

Вечер пятницы. Кризис всегда наступает перед выходными, подумала Гарриет, когда не доставляют почту. Если она сейчас напишет в Лондон и ей ответят с обратной почтой, то все равно вряд ли можно будет что-то предпринять до понедельника. Если она напишет Питеру, то письмо можно послать авиапочтой, но вдруг он вовсе не в Варшаве? С него станется оказаться в Бухаресте или в Берлине. Можно ли позвонить в министерство иностранных дел и осведомиться о его местопребывании? Ведь если письмо попадет к нему в выходные и он отправит ответ телеграммой, не придется терять так много времени. Гарриет не была уверена, что знает, как общаться с министерством иностранных дел. А кто знает? Может, достопочтенный Фредди?

Некоторое время ушло на то, чтобы его найти, но в конце концов она дозвонилась ему в контору на Трогмортон-стрит. Фредди проявил большую отзывчивость. Нет, он понятия не имеет, где носит нашего Питера, но предпримет шаги, чтобы это выяснить, и если она доверит письмо его, Фредди, попечению, то оно будет переправлено адресату при первой возможности. Не за что. Счастлив быть полезным.

Письмо было написано, отправлено и должно было попасть в Лондон в субботу утром. В нем Гарриет кратко обрисовала ситуацию и закончила так:

Скажите, могут ли с этим справиться сотрудницы мисс Климпсон? И кто самый компетентный человек, к которому можно обратиться в ее отсутствие? Или, может, Вы могли бы порекомендовать кого-то еще? Возможно, нам нужен не сыщик, а психолог. Я знаю, что Вашей рекомендации можно доверять. Не могли бы Вы написать сразу, как получите это письмо? Я буду страшно Вам благодарна. Тут все на пределе, и я боюсь, что может случиться что-то непоправимое, если я быстро во всем не разберусь.

Она надеялась, что в последнем предложении не отразилась паника, которая ею владела.

Я звонила в Ваш отель в Риме, но мне сказали, что Вы уехали в Варшаву. И я не знаю, где Вы теперь, поэтому попросила мистера Арбатнота переслать Вам это письмо через министерство иностранных дел.

Здесь явно слышится упрек, но что же делать. На самом деле ей хотелось написать: «Если бы Вы только были здесь и могли сказать мне, как поступить», — но она понимала, что это поставит его в неловкое положение, поскольку здесь он быть не может никак. Но ведь можно все-таки спросить: «Как скоро Вы вернетесь в Англию?» И с этим добавлением письмо было запечатано и отправлено.

— И в довершение ко всему к ужину придет этот человек, — сказала декан.

«Этот человек», доктор Ноэль Трип, был важным и достойным гостем, преподавателем почтенного колледжа и членом совета, управляющего делами Шрусбери. В колледже часто принимали такого рода друзей и благотворителей, и за Высоким столом были рады их присутствию. Правда, сейчас момент был явно неподходящий. Однако о визите договорились в самом начале триместра, и было невозможно не принять мистера Трипа. Гарриет считала, что все к лучшему — гость поможет профессорской отвлечься от своих забот.

— Надеюсь, — ответила на это декан. — Он приятный человек, очень интересно говорит. Занимается политической экономией.

— Крутой или всмятку?

— Кажется, крутой.

Вопрос не имел отношения к взглядам мистера Трипа на политику и экономику, а относился лишь к его сорочке. Гарриет и декан давно начали коллекционировать сорочки с манишками. Коллекция началась с «молодого человека» мисс Чилперик. Он был очень высокий и худой, со впалой грудью, причем этот недостаток подчеркивался его манерой носить мягкую белую рубашку с плиссированным пластроном. Благодаря чему (по словам декана) в профиль он выглядел как выеденная дынная корка. По контрасту с ним внушительный и дородный профессор химии — гость из другого университета — прибыл в рубашке со столь туго накрахмаленной манишкой, что она напоминала зоб откормленного голубя и топорщилась спереди огромным пузырем, являя взгляду изрядную часть сорочки. Еще одна разновидность манишки, довольно широко распространенная среди ученой братии, плохо держалась на центральной запонке и расходилась в центре. А в один незабываемый день в колледж прибыл известный поэт, чтобы прочитать лекцию о методах стихосложения и о будущем поэзии, и когда он жестикулировал (а жестикулировал он весьма энергично), его жилет взмывал вверх, и взорам открывалась полоска рубашки, которую украшали маленькие уголки, торчавшие над поясом брюк как кроличьи уши. В тот раз Гарриет и декан не смогли удержаться в рамках приличий…

Доктор Трип был крупным, разговорчивым, приятным мужчиной, который на первый взгляд не подавал никаких поводов к рубашечному веселью. Но не прошло и трех минут после того, как они сели за стол, а Гарриет уже поняла, что ему предстоит стать жемчужиной их коллекции. Потому что он издавал хлопки. Наклонялся ли он над тарелкой, поворачивался ли, чтобы передать горчицу, склонялся ли с вежливым вниманием к собеседнице, его рубашка взрывалась веселым звонким хлопком, как будто открыли бутылку имбирного пива. Гул в обеденном зале в тот вечер казался громче обычного, так что хлопки были слышны только тем, кто находился поблизости. Но ректор и декан, сидевшие по обе стороны от гостя, слышали. И Гарриет, сидевшая напротив, тоже слышала. Она не смела встретиться взглядом с деканом. А доктор Трип был то ли слишком хорошо воспитан, то ли слишком смущен, чтобы упомянуть вышеозначенное обстоятельство, он невозмутимо продолжал разговор, все больше и больше возвышая голос, чтобы перекричать студенческий гомон. Доктор Баринг хмурилась.

— …прекрасные отношения между университетом и женскими колледжами, — говорил доктор Трип. — И тем не менее…

Ректор подозвала скаута, с тем чтобы передать студенческим столам обычную просьбу:

— Ректор была бы признательна, если бы стало чуть тише.

— Простите, доктор Трип, я не вполне расслышала…

— И тем не менее, — повторил доктор Трип, с вежливым поклоном и хлопком, — удивительно, как живучи остатки старых предрассудков. Только вчера вице-канцлер показывал мне удивительно вульгарное анонимное письмо, которое ему прислали утром…