Книга Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох

— Своей просьбой вы делаете меня несказанно счастливым.

Разговор оборвался. Тот, кого переполняет желание что-то высказать, часто теряет дар речи, ибо словам трудно находить дорогу от сердца к губам. Наталья встала и принесла шашки.

— Хотите сыграть? — с естественной непринужденностью предложила она.

— С удовольствием, но мне наперед известно, что я проиграю.

— Почему?

— Потому что буду смотреть не на доску, а только на ваши красивые руки.

41. Каждому по заслугам

Мрак сгустился, и ударил

Гром, и молния блеснула.

Гердер

Между тем три наших дамы развлекались в городе за счет Зиновии, кошелек которой точно по волшебству снова наполнился деньгами. Она выбирала особенно лакомые пирожки, которые можно запивать шерри, или устраивала званый обед с шампанским, чтобы угостить своих родственниц. Хотя еще тем же утром Менев видел ее кошелек совершенно пустым. В этом заключалась одна из уловок Зиновии.

После того как они позавтракали в кондитерской, прогулялись по променаду под пристальными взглядами мужчин и затем откушали в гостинице, Зиновия послала за Феофаном.

Тот явился, с завитыми волосами и в новых перчатках.

— У тебя сейчас есть время? — спросила Зиновия.

— Я полностью в твоем распоряжении, тетя, — сдержанно ответил Феофан и остался стоять у двери, напряженный, как шахматный король.

— Что с тобой? — поинтересовалась Лидия. — Ты вдруг стал таким потешным.

— А я, напротив, считаю, что ты сильно изменился в лучшую сторону, — сказала Зиновия.

— Вероятно, я оказался более понятлив, чем ты думала.

— Меня бы это порадовало, уж больно долго ты докучал мне своей любовью.

— Если я чем-то неприятен тебе, — обиженно возразил Феофан, — то я лучше…

— Я сама позвала тебя, — оборвала его Зиновия. — Следовательно, можешь не кипятиться. Впрочем, такой, как сейчас, ты всегда будешь мне приятен. Я просто не переношу никаких вспышек страсти и никакого витания в облаках. Все, чего я хочу от молодого человека вроде тебя, это чтобы он был почтителен и услужлив. Твое дело — помочь мне надеть меха и помочь снять их, усадить меня в сани, носить за мной свертки, когда я хожу за покупками. Для этого я в любое время охотно воспользуюсь твоими услугами — например, сейчас. Ты должен проводить нас в город.

Феофан молча поклонился.

Дамы вышли с ним из гостиницы, чтобы сделать кое-какие покупки. Зиновия обходилась с юношей как со слугой: она набивала ему карманы сюртука купленными безделушками, а более крупные вещи давала в руки. В итоге Феофан тащился под грудой приобретений, как вьючный осел. Он чувствовал, что маска философа, которую он избрал, мало ему помогает. Доставив покупки в номер гостиницы, он протянул руку красивой тетушке. Та с лукавой улыбкой ее приняла.

— Ты все еще злишься? — едва слышно проговорил он.

— Нет, когда мужчина меня развлекает, я уже на него не сержусь.

Феофан при этих словах почувствовал себя мотыльком, которого накалывают на булавку.

Когда они отправились в кафе, приближалось время театра. Давали «Даму с камелиями», и весь свет стекался туда, чтобы посмотреть спектакль. В кафе не было никого, кроме Гольдмана, игравшего в бильярд с каким-то евреем в красном бархатном жилете, двух читателей газет в длиннополых кафтанах и хозяйки заведения, которая, увешанная украшениями, сидела за буфетной стойкой. Дамы кушали мороженое, Феофан пил чай. Вскоре подошли Данила с Василием и подсели к их столику.

Мужчина в красном жилете некоторое время поглядывал на Зиновию, а затем обратился к Гольдману с вопросом, который расслышал только тот, зато гольдмановский громкий и наглый ответ услышал каждый в зале.

— Вероятно, прежде она была цирковой наездницей, потому что заправски держится на лошади и правит упряжкой, а еще любит разгуливать в мужском костюме.

— Это в мой адрес, — хладнокровно заметила Зиновия. — И ты способен спокойно пропускать мимо ушей подобные дерзости?

Ее слова подействовали на Феофана, как удар хлыста на горячего жеребца. Он тут же вскочил на ноги и ринулся к бильярдному столу.

— Что вы сказали? — спросил он Гольдмана.

— Вам я не говорил ничего, — ответил тот, — я вообще не разговаривал с вами.

— Зато я теперь с вами разговариваю.

— Боюсь, что вы напрасно стараетесь, — ответил Гольдман, продолжая игру.

— Вон отсюда! — рявкнул Феофан.

— Кто?

— Вы! — Феофан, побледневший от ярости, схватил Гольдмана за воротник. Тот ударил его бильярдным кием, и тогда Феофан тоже воспользовался палкой. Евреи кинулись на помощь Гольдману, а два студента — на помощь Феофану. Возникла всеобщая суматоха. После непродолжительной схватки евреи были оттеснены в угол. Гольдман закричал, призывая стражей порядка. На него со всех сторон посыпались удары. Зиновия забралась на стул и хлопала в ладоши. Она еще успела увидеть, как Гольдман получил от Феофана удар по голове и свалился на пол, потом спрыгнула на землю и вместе с двоюродной бабушкой и Лидией поспешила на улицу.

Ссорящиеся на мгновение замерли в растерянности, затем мужчина в красном жилете наклонился над Гольдманом, который прикинулся мертвым, и начал крепко трясти его, но тот не подавал признаков жизни.

— Он мертв, — пробормотал Данила.

— Вы убили его! — заорали евреи и всем скопом обратились в бегство. Еврейка, до сих пор испуганно наблюдавшая за происходящим, теперь вспомнила о неоплаченных счетах. Она встала, сама принялась трясти Гольдмана и прыскать ему в лицо водой.

— Господин Гольдман, поднимайтесь! — призывала она. — Вы действительно мертвый?

Гольдман не реагировал.

— Ах, горе-то, горе какое… — жалобно причитала она. — Все сбежали, ни один не заплатил… Вы должны заплатить за бильярд, господин Гольдман, за четыре чашки кофе, за мороженое и за чай.

Гольдман мгновенно ожил. Одним прыжком он вскочил на ноги, вторым — вылетел через дверь на улицу, тогда как еврейка в отчаянии рухнула на ближайший стул.

Тем временем в зал вошел высокий, поджарый, спившийся, судя по его виду, полицейский: казалось, он светил перед собой собственным красным носом, как фонариком. Феофан попался ему прямо в руки.

— Это убийца! — завопила еврейка, поспешно преграждая путь к выходу.

— И кого здесь убили? — спросил полицейский, крепко ухватившись за сюртук Феофана.

— Меня! — закричал Гольдман, вошедший в этот момент в помещение.

— Вы же не станете утверждать, что мертвы? — обескураженно проговорил полицейский, отпустив Феофана.

— Но я мог бы быть мертвым, — возразил Гольдман. — Он забил меня, как вола.