Книга Проклятие сумерек - Владимир Ленский

И тогда она перевела взор на толпу и улыбнулась.

В ответ начали несмело расцветать улыбки. Сперва один, затем второй, а там и сразу десяток человек встречали взгляд эльфийки, и непонятная тяжесть спадала с их души. Раздались вздохи облегчения и наконец смех.

Уида встряхнулась, как собака, и искры полетели с ее волос и кончиков пальцев. Серость исчезла навсегда, сожженная эльфийским пламенем, и великое чувство освобождения властно завладело собравшимися.

Софена услышала, как ее муж потрясенно переводит дыхание, и заглянула ему в лицо. Таким она Эмери не видела еще никогда: он был бледен, глаза расширены, как будто созерцали нечто свыше человеческого разумения, губы дрожали. Заметив, что она смотрит на него, он схватил ее за руку и больно стиснул ей пальцы.

– Тема! – выговорил он с трудом. – Тема, Софена! Музыкальная тема Уиды!

Он слышал то, что не давалось ему все эти годы, то, что так ловко скрывалось от его слуха хитрой эльфийкой. Теперь, когда Эмери был влюблен и женат, Уида больше не таилась от него, и богатая торжественная музыка звучала для Эмери открыто, триумфально. В этой теме было все: и погоня за могучим зверем сквозь чащу, и сражения, и любовные объятия, и сияние эльфийских лесов, и опасные хождения по приграничью, и смерть Аньяра… и даже лай фарфоровых собачек.

– Я угадал, – шепнул Эмери. – Я все слышал, все знал… только не подозревал о том, что это и есть ее музыка…

Уида метнула в него сияющий взгляд.

– Ты была права, Уида! – закричал ей Эмери. – Ты была права!

Она взмахнула руками, словно намереваясь взлететь. И действительно взлетела – приподнялась над помостом, бесстрашно открывая стоящим внизу людям свои босые ступни и пышные кружевные нижние юбки.

Но Эмери больше не смотрел на нее. Взяв в ладони лицо Софены, он поцеловал свою жену в соленые, заплаканные губы.

– Идем, – тихо сказал он. – Идем домой…

Глава двадцать пятая

ЗАГАДКА ПАРЧОВОГО ПЛАТЬЯ

Незадолго до праздничной полуночи Ренье веселился возле маленькой таверны, что размещалась недалеко от дворцовой стены. Вместить всех желающих эта таверна, понятное дело, сегодня не могла, поэтому столы вытащили прямо на улицу. Фонари раскачивались на больших крюках, прикрепленных к стенам домов, а на ближайшем перекрестке вовсю пылал костер, и оттуда доносились визг и взрывы хохота.

Ренье уже изрядно набрался. С чашей в одной руке и факелом в другой он забрался на стол и, каждый миг норовя упасть, хитро отплясывал среди гор лепешек, копченых окороков и бочонков с сидром.

Его тень, куда более лохматая, чем он сам, скакала по стенам и даже пыталась заглядывать в окна, за которыми, несомненно, скрывались хорошенькие, но чересчур благовоспитанные горожаночки.

На открытом пространстве улицы, не загроможденном столами, бодро пиликал оркестрик, и несколько десятков желающих могли танцевать.

В такой важный для себя праздник, как день Знака Королевской Руки, горожане – в отличие от подгулявших аристократов – отнюдь не предавались безудержному разгулу. Напротив: они как будто примеряли на себя дворянское платье, и если исполняли какие-либо танцы, то исключительно придворные.

По самой обычной улице церемонно кружились и раскланивались ремесленники, пекари, трактирщики и их супруги, сплошь в шелках, парче и бархате, так что Ренье в его растерзанной рубахе выглядел рядом с ними сущим босяком.

В конце улицы явилась зеленая с желтым парча. О, как ожидал Ренье этого мгновения! Разумеется, он сразу узнал платье. Не то ли самое, с которым он полдня таскался по улицам столицы, не подозревая о том, что за ним следит его новый знакомец, юный Гайфье?

В атласном лифе надежно был упакован солидный бюст – бюст дамы, выкормившей пятерых родных детей и одного осиротевшего племянника. В переливчатых складках скрываются изрядная талия и надежный, фундаментальный зад. Огромный шлейф, подколотый к левому рукаву, довершает картину.

Супруга ювелира, заранее торжествуя грядущий триумф, шествует по улице навстречу празднеству.

Это платье сшили ей за пару месяцев до знаменательного дня. Фасон и выбор тканей сохранялся в строжайшей тайне. Дама, впрочем, советовалась с одним НАСТОЯЩИМ придворным. Этот чрезвычайно милый, хоть и слегка потасканный мужчина как-то раз приходил к ней забрать изумрудное колье. Объяснил, что прислан по поручению одной придворной дамы, и показал собственноручно написанное ею письмо.

– Как странно! – воскликнула тогда супруга ювелира. – Неужто придворные дамы посылают с подобными поручениями не своих слуг, а кавалеров?

– Сударыня, – чрезвычайно любезно отозвался тот мужчина, – колье настолько драгоценно, а ваш дом – настолько почтенен, что присылать лакея было бы неосмотрительно, да и невежливо.

Польщенная супруга ювелира не могла не согласиться.

Так Ренье сделался ее советчиком. В отличие от прочих известных этой даме мужчин он снизошел до разговора о фасонах дамского платья, об украшениях, о манерах, модах и вообще о всяких чудесных мелочах.

И в конце концов супруга ювелира открыла перед ним всю свою душу.

– Я ее ненавижу, – сказала она. – Знаете трактир «Охотник и лань»? Хозяйка – такая толстуха.

Ренье хорошо знал этот трактир, равно как и многие другие; водил он знакомство и с трактирщицей и находил ее весьма славной особой. Поэтому, услышав откровения супруги ювелира, он насторожился. И сделал озабоченное лицо.

– Разумеется, я видал толстуху, – сказал он так осторожно, будто входил в холодную воду. – Она, кажется, такая неприятная…

– Неприятная? – Супруга ювелира изломала брови и надула губы. – Слабо сказано, друг мой! Чрезвычайно слабо сказано! Она – отвратительна.

– Но как такая представительная дама, как вы, могла близко познакомиться с какой-то трактирщицей? – изумился Ренье. – Она вам не ровня. Вы вообще не должны были ее заметить.

– Увы… – Тут супруга ювелира вздохнула, опустила глаза и открыла Ренье свою самую страшную тайну. – Я родилась, как и она, за шестой стеной, в очень бедной семье. Толстуха была моей подругой. Мы выросли вместе. Что ж, я преуспела больше, когда нашла себе такого прекрасного мужа. Она же – всего лишь открыла трактир. Каждому свое, как говорится.

– За что же вы так ненавидите ее? – удивился Ренье. – Победитель должен быть снисходителен.

– Я? Ненавижу? – непоследовательно возмутилась супруга ювелира. – Да это она меня ненавидит! Она завидует, вот что я вам скажу. Поэтому я намерена убить ее.

Ренье решил вызнать все в подробностях и с азартом произнес:

– Похвальное намерение. Охотно вам помогу. Вы мне крайне симпатичны. Мне даже кажется, что мы – родственные души.

Супруга ювелира смерила Ренье взглядом, как бы прикидывая, насколько велика дистанция между ними. С одной стороны, Ренье был голодранцем. Это она уже успела выяснить. К тому же он брал у нее деньги «в долг». С другой стороны, Ренье являлся аристократом и, более того, был вхож в королевскую семью.