Книга Валентайн - С. П. Сомтоу

Но Марджори Тодд ее не слушала. Она смотрела на Дамиана Питерса, который читал свою проповедь... первую проповедь нового миропорядка... проповедь, предвещающую апокалипсис...

— Слушай меня, Марджори!

— Да. Да. Знаете, я его видела столько раз. В Вопле Висельника. Когда работала в закусочной. Но это еще до того, как я... мы... сделались знаменитыми.

— Круг... круг! — шептала Симона. Когда же уже он заткнется, Дамиан, со своими благообразными банальностями?!

* * *

• ангел •

— Думаешь, будешь дождь? — спросил кто-то из ассистентов.

— Даже не сомневаюсь, — сказал Джонатан Бэр. — Разметку не трогать.

Эйнджел убрал с лица блаженную улыбку, от которой у него уже начались слабые судороги — за то мучительно долгое время, пока оператор снимал крупные планы Тимми Валентайна, глядящего на закат.

...гром прогремел ближе.

13Таммуз

• пророк •

Какое прекрасное воскресное утро здесь у нас в Вопле Висельника — Божье утро, когда Господь улыбается нам с небес, и солнце сияет в безоблачном небе. Надеюсь, что и у вас тоже чудесное ясное утро, в нашей телестране, в стране моей паствы, от моря до моря, и я чувствую, как миллионы сердец бьются в едином порыве — готовые выслушать Божье слово и исполнить Господню волю.

Но я пришел к вам с тяжелым сердцем.

Потому что я вам солгал. Да, я, Дамиан Питерс, который поддерживает огонь веры в людских сердцах, который старается удержать неразумных от дьявольского искушения прелюбодейства и дьявольской тяги к спиртному, я сказал вам неправду.

Да. Я солгал. Но почему?

Потому что, друзья мои, на самом деле утро совсем не прекрасное, да. На самом деле у нас гроза. И дождь льет с хмурящихся небес, как будто сейчас начнется потоп — как это было, когда Господь в своем праведном гневе решил наказать человеков за непослушание и беззаконие и в великом своем сострадании спас только Ноя и тварей земных на Ковчеге.

Но вам не приходится видеть мрачную непогоду над Воплем Висельника. Благодаря развитым технологиям телевидения вы видите самое ясное, самое чудное утро на Божьей земле. Но это лишь видеозапись. Я сейчас стою в студии, за спиной у меня синий экран, а монтажный компьютер совмещает два изображения.

Если вы мне не верите, я попрошу нашего оператора показать, что творится за окнами студии... посмотрите... все небо затянуто черными тучами... слышите, как грохочет гром... да, это глас Господа в гневе, ибо разве Он не сказал человекам: «Ибо я ревнивый Бог; и не будет у тебя других богов, кроме меня»? Но давайте не будем смотреть на разбушевавшуюся стихию. Давайте еще раз посмотрим на это чудесное летнее утро. Посмотрим очень внимательно, пристально — на каждый цветок, каждый трепетный лист. Так, как будто мы видим все это в последний раз — эту божественную красоту. Потому что вполне может статься, что это и вправду последний раз. Потому что — и это так же верно, как и то, что я стою сейчас перед вами и говорю эти слова, возлюбленные дети мои, моя достойная паства, — над Землей собирается буря, буря, несущая Божий гнев, и имя ей — Армагеддон.

Конец мира уже наступает.

Пришло время расплаты. Пришло время ответить за всю ту «невинную» ложь, которую мы говорили друг другу всю жизнь — пусть даже не из-за желания обмануть, а из-за желания сделать как лучше. Даже эта утешительная иллюзия — когда вы видите на экране чудесное ясное утро, в то время, когда за окном беснуется гроза, и гром сотрясает землю, как в Судный день... все равно это иллюзия, друзья мои. А кто у нас мастер творить иллюзии, кто у нас мастер обмана и лжи? Да, мы все знаем ответ. Сатана, Князь Тьмы.

Дьявол лжет, дьявол вводит нас в искушение, но иногда — иногда — он говорит правду. Он смешивает правду с ложью, дабы сбить нас с пути истинного, дабы мы с вами погрязли в отчаянии.

Отчаяние — вот главный враг человека, друзья мои.

Но я говорю вам: не надо отчаиваться!

Сегодняшняя моя проповедь будет посвящена иллюзии. Иллюзии как искусству и как науке. Иллюзии как средству дурачить себя и других. Но иллюзия — это только иллюзия. Самое главное, это реальность, скрытая за завесой лжи. И эта единственная истинная реальность — реальность Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя нашего и Царя Небесного, хранящего мир от бед. Аминь.

Сегодня я буду не проповедником, поучающим неразумных. Сегодня я буду одним из вас. Вам всем известно о так называемых скандалах, в которых фигурирует мое имя. Вам всем известно, что Сатана может принять любой облик — от репортера «National Enquirer» до инспектора Службы внутренних доходов.

Но я скажу вам всю правду, Божью истину, благословенное слово Его.

Правда! Только правда! И ничего, кроме правды!

Любой ценой.

Любой болью.

Давайте все вместе помолимся... и если вас тронуло слово Божье, наш контактный телефон пойдет бегущей строкой в нижней части экрана... принимаем кредитные карточки Visa и Master Card.

Отче наш...

* * *

• память: 130 н.э. •

Снаружи императорского шатра женщины воют, оплакивая Таммуза. В палатке начальника хора мальчики-певчие репетируют «Царя Эдипа». Это будет великая погребальная песнь Антиною и посвящение новому городу, который будет основан здесь, на этом самом месте, по велению Цезаря, — городу, который получит название Антиноаполис.

Днем мальчик-вампир, который теперь носит имя Лизандр, спит, зарывшись в песчаную дюну в двух шагах от оазиса, — спит, сжимая в руках горсть пепла Помпеи. Он не знает, зачем ему эта горстка родной земли, но какой-то глубинный инстинкт подсказывает ему, что ее нужно хранить как зеницу ока.

По ночам он дожидается темноты. Пока тот кельтский мальчик, Клаэлин, не заснет у ног императора. И тогда он входит в пурпурный шатер и играет на лире. Неизбывное горе заразило Адриана бессонницей: он читает классические сочинения при свете масляной лампы, ища утешения в знакомых словах древних философов и поэтов — Гомера, Алкея, Платона.

Он поет песни, которые выучил еще до того, как его обратили. Он поет на греческом, который уже кажется архаичным, хотя с той поры сменилось лишь два или три поколения. Слова песен — еще древнее. Никто уже и не помнит, как они звучали изначально. Но они по-прежнему красивы:

Мое сердце дрожит от любви,

Как дуб под порывами горного ветра...

— Сапфо — моя любимая поэтесса, — говорит император и отпивает глоток неразбавленного вина, в котором он топит свою печаль. — Но что знаешь о любви ты, Антиной... ты, такой юный. Ты — как пустой сосуд. Прежде надо дождаться, чтобы в тебя перелили вино — а потом его уже будут брать у тебя. И в любви точно так же. Сначала любят тебя — за твои юность и красоту, а потом любишь ты — когда годы берут свое, и твоя красота увядает. Сначала берешь, а потом отдаешь.