Книга Шаман всея Руси. Книга 2. Родина слонов - Андрей Калганов

Интересно, куда бек слонов погонит, на кого пойдет? Внезапно Светку словно током ударило. Дура, пошлая дура, которая думает только о себе. На славян он пойдет, больше не на кого! С халифатом ему не тягаться, степные племена слонами топтать — чести больно много, на них и конницы довольно. Да и как ты догонишь степняков на слонах-то, хоботастые не кенгуру и не страусы. Представить только — степь да степь кругом, трава по пояс, деревца чахлые — и по раздолью этому слон несется, а от него на всех парах несчастный кочевник на кривоногой лошадке уматывает. Трубит хоботастый, башкой ворочает, глазки кровью налились. А кочевник, поди, уж ни жив ни мертв — страшный мангус за ним гонится. Бред!

Значит, слонов приведет Светка для того, чтобы славян, пращуров своих, топтать. Дура, дура, дура...

А почему дура? Почему? Что ей хорошего сородичи сделали? Ментами травили, на упыря-Кукшу работать заставили. Что она хорошего в жизни видела? Да ничего. Все только и делали всегда, что урвать старались. Жизнь такая уж подлая штука, что каждый сам за себя. Так значит, и она сама за себя. И нечего терзаться. Прав тот, кто сильный. А сильный — бек хазарский. Значит, Светка будет с ним. А что он сделает со славянами — не ее дело. Не она же их топтать слонами будет. Правильно, не она.

Значит, и мучиться нечего.

Глава 6,в которой происходит многое, а главное — Степан возвращается к жизни

Куяб и Полянские земли. Зима Года Ожидания

Тяжелый дух поселился в Степановой избе. Он клубился по углам, забирался под лавки, прятался в сенях, норовил, впрочем, совершенно безуспешно вырваться наружу через щели в крыше и промеж бревен.

Над очагом пылал котел с отвратительным варевом. Ворон то и дело зачерпывал из котла черпаком с ручкой в виде шеи лебедя и, едва дав остудиться, вливал дымящееся пойло в глотку больного. Дубковскому колдуну помогал Гридя, выучившийся у Ворона вправлять шейные позвонки и оздоравливать поясницу. После каждой «очистительной процедуры» хлопец ломал Степана со знанием дела.

После нескольких часов мучений отрава начала выходить из Степана. Сильно побледнел, а потом и вовсе пропал круг на груди, белки глаз из желтых сперва стали темно-серыми и вскоре приобрели естественный белый цвет, дыхание стало сильным и спокойным, пульс, бывший нитевидным, вернулся к нормальным восьмидесяти ударам в минуту, и, наконец, Степан выплыл в Явь.

— На воздух, — простонал он слабым голосом, показывая в сторону распахнутой настежь двери.

За ней, на порядочном расстоянии от входа в избу, толпились дворовые. Марфуша стояла чуть в сторонке. Все терли глаза, но рыданий слышно не было. Поняв, чем вызвана слезливость, Степан смутился и даже покраснел, чем немало рассмешил Ворона.

— Еще бы хуже воняло, — захохотал тот, — ежели бы на солнышке помер, да не прибрал бы тебя никто.

Белбородко собрал силы и сел на лавке. Перед глазами тут же поплыли разноцветные круги, в висках зашумело.

— Не спеши, — посоветовал Ворон, — отлежись денек-другой, а там и прыгай-бегай.

— Сам здесь лежи, — огрызнулся Степан.

Ворон подошел к столу, разорвал вареного куренка (которого принесла чуть ранее по его просьбе Марфуша) и стал с аппетитом уплетать.

— Так ведь ко всему привыкаешь, — с набитым ртом говорил он, — и к поту, и к крови, и к дерьму... Все привыкают, и ты привыкнешь. Главное, не суетись.

То ли от вони, то ли от слабости Степан вновь потерял сознание. А когда очнулся, изба уже проветрилась.

— Очитком траву зовут, — наклонился над ним Ворон, тыча в лицо засушенным цветком, — растет она по окраинам полей. А Марфуше от меня поклон передай...

— За что это? — насторожился Степан.

— Как — за что?! Я чего тебе про траву-то сказывал — Марфушка твоя показала мне, как бражку делать. Ох, и хорр-оша бражка!

— А скажи-ка, Ворон, — ухмыляясь своим мыслям, проговорил Степан, — сколько ты на котел таких травин бросаешь?

— Ну, штук пять-шесть.

— А что будет, ежели десять раз по шесть бросить?

— Что ты, никак нельзя! — замахал руками Ворон.

— Помрет пациент, что ли?

— Хуже, — прошептал Ворон, — пронесет-то его точно так же и вывернет так же, только вот скособочит при этом — ни одному костоправу не выправить. Так на всю жизнь убогим и останется этот, как ты его назвал... И горб вырастет.

— Горб?!

— Так ведь он же, поц... пац... болезный-то твой, коромыслом изгибаться будет, когда варева такого откушает. Вот горб и появится.

Глаза Степана радостно заблестели:

— Спасибо тебе, Ворон, за добрую весть.

— Чего ж в ней доброго-то?! Аль измыслил чего?

— Есть одна думка, — хитро улыбнулся Степан, — но об этом я пока помолчу.

* * *

Хорошо наезженный тракт резво бежал сквозь заросли. Булыгу одолевала мнительная тоска. Он сидел на возке, укутавшись дерюгой, и с ненавистью вглядывался в нестройные ряды деревьев — не мелькнет ли за стволами враг. То и дело Булыге мерещились дебелые рожи, выглядывающие из-за елок. В такие моменты он бил лошадку кнутом и кричал что-то вроде: «Выноси, дура!» Лошадка с тоской оглядывалась на хозяина, понимающе и грустно кивала (мол, опять ты за свое) и некоторое время, пока хватало сил, бежала чуть шустрей.

Особенно печалили Булыгу заснеженные кусты — излюбленные разбойничьи лежки. Когда из зарослей «выпрыгивал» куст, колдун нервно ворочался на возке и бормотал заклинания, в которых явственно угадывалось имя Чернобога.

Когда солнышко перевалило через зенит и до Велесовки, в которую Булыга стремился душой и телом, оставалось рукой подать, на тракт с гиком вывалила разбойничьего вида ватага.

Похожий на длинную жердину мужик в добротных сапогах и новом тулупе оглушительно свистнул, Булыгина лошадка рванулась, но тут же стала как вкопанная — сильная рука схватила ее под уздцы.

— Здорово, дед, — ухмыльнулся жердяй, — вроде как приехал.

Булыга попытался напустить на себя грозный вид, чем развеселил мужика.

— Ты не хмурь бровь-то, не хмурь, и без того страшенный, мочи нет. Слазь с возка, ишь расселся как филин на дубе.

Ватажники, коих было человек десять, окружили возок с лошадкой:

— Голь перекатная.

— И кляча под стать.

— Такую только на колбасу.

— А возок на дрова.

— Ладно, нам-то чего, мы ж от вольного промысла отошли.

— А все ж лучшее бы, чтоб побогаче.

— А тебе не один хрен? Тебе наказали от тракта народ отваживать, ну и отваживай.

— В толк не возьму, на кой?

— Дурень, вот и не возьмешь. Секрет хазарам готовим. Хазары-то на Куяб по тракту попрут, воеводе нашему видение было.