Книга Ангарский сокол - Дмитрий Хван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прикрыв глаза, он поудобнее устроился среди ящиков и попытался задремать. Недавно ему снился засыпанный снегом Североморск, белые Хибины, его горные лыжи, даже отцовский чёрный «судзуки». Хотелось большего, и теперь он каждый вечер засыпал с надеждой увидеть во сне родителей. С чего бы это вдруг? Ведь прошедшие тринадцать лет ему ничего такого не снилось. Или он просто не помнил?
Вдруг рядом Пётр услышал шлёпанье босых ног, и кто-то заслонил ему солнечный свет:
— Пётр, пойдём к Павлу. — Подошедший Никита Микулич, голый по пояс, прикрывая глаза ладонью от стоящего в зените светила, позвал бывшего мичмана к начальнику экспедиции — Павлу Граулю.
Очередное собрание, сколько их уже было — двадцать, тридцать? Карпинский уж и не припомнил сразу. Запомнилось по-хорошему только одно, на котором ангарцы обсуждали новость, заставшую их у Тобольска. На рассвете, то ли благодаря удаче, то ли благодаря ионизации атмосферы, не важно, но Владиангарску удалось связаться с ними и сообщить шокирующее известие о нападении в прошлом году казаков из Якутска и Охотска на амурский посёлок. Остальными были обычные рабочие собрания, на которых вырабатывалась тактика поведения в обществе семнадцатого века, обсуждались и общие вопросы, и персональные, в том числе и легендирование каждого члена посольства. Бывший ангарский посол в Енисейске теперь стал удинским бароном Петром Алексеевичем Карпинским, выходцем из мещан Великого княжества Литовского, порвавшим все прежние связи и служащим теперь князю Вячеславу Соколу. Павел Лукич Грауль — бывший немецкий барон из Ливонии, с аналогичной биографией, теперь граф Усольский. Владимир Кабаржицкий превратился в потомка новгородских переселенцев, бежавших из Новгорода лет сто назад. Ну а сейчас он стал виконтом Белореченским. Брайан Белов также стал бароном — потомком новгородцев. Остальные — три морпеха и двое молодых переселенцев из Усолья, а также купец Тимофей Кузьмин и оба Микулича — дворянских титулов так и не заимели. Подходящую одежду на будущее ангарцы прикупили по совету Беклемишева в Нижнем Новгороде. Правда, её пришлось перешивать да делать внутренние потайные карманы.
Нижний поразил до глубины души. Это был самый крупный населённый пункт на их пути в этом мире, и сразу столько народу вокруг! У всех без исключения ангарцев тогда возникло дикое желание похватать народ вокруг, сманить, пообещать золотых гор да кисельных берегов и увезти их к себе. Беклемишев их тогда понял, посмеялся от души и погрозил пальцем: не плачено, мол. Потом объяснил, что и государю немочно горожан переселять, а токмо крестьян своих, казённых.
Тимофей Кузьмин в Нижнем, используя свои связи, нанял в енисейское посольство, как и обещал ранее, две дюжины мужиков — таскать схожие с крытыми носилками ящики с золотом. До сего дня Грауль отмалчивался по поводу этого золота, ведь было оговорено вносить плату царю после прибытия крестьян в Енисейск. Сегодня же…
— Копенгаген?! — вырвалось у Петра.
Карпинский ушам своим не верил. Грауль объявил, что он и Тимофей Кузьмин должны будут по прибытии в Москву немедленно отправиться к отцу Тимофея — Савелию Игнатьевичу. Кузьмину нужно было поправить своё шаткое финансовое состояние, а Соколов хотел отблагодарить московского купца за его помощь ангарцам в своё время.
— И при чём тут Копенгаген? — вырвалось у Петра. — Ничего себе! Где Москва и где Дания!
Павел продолжил, со смехом предложив ему прекратить истерику. В Москве следовало нанять транспорт до Архангельска, где предстояло арендовать немного места на датском корабле.
— Павел! — изумился Карпинский. — Ты вообще серьёзно говоришь-то? Нанять, арендовать! Как будто вот так запросто взять и доплыть до Копенгагена.
— А почему это должно быть трудно, Пётр? — улыбался Кузьмин.
— Ты вообще молчи! Ты же всё знал до этого, а мне ничего не сказал!
«Весело ему, блин! Путешественник фигов», — думал Карпинский. И осёкся. А так и есть. Сколько он уже намотал тысяч километров, не сосчитать. Что ему лишний крюк до Дании?
В Коломне посольство разгрузилось с лодий, щедро расплатившись с гребцами. С помощью дьяка Парамона, что остался при ангарцах после того, как в Нижнем Новгороде Беклемишев ушёл на Москву ямским трактом, быстро нашли лошадей и телеги. Небольшой отряд охранения, в пару десятков стрельцов, возглавил караван. Как и ранее, никакого досмотра ангарцы не проходили, Василий Иванович говорил о какой-то царской грамотке, что давала им право невозбранно проходить мимо чиновников и таможен. Всё имущество ангарцев разместилось на шести телегах, и после небольшого отдыха в предместье Коломны караван двинулся по Коломенской дороге к Москве. В крупном селе Троицком сделали первую остановку, накупив снеди, платили, как и ранее, медными монетками, что в достатке наменяли в Нижнем. Грауль говорил, что до Москвы сотня километров, и, посоветовавшись с Кузьминым, лучше всего на ночь остановиться в Коломенском. Дьяк и стрелецкий голова против ничего не имели. Ночевали на постоялом дворе, но, несмотря на все приглашения, никто из ангарцев ночевать в дом не пошёл.
— Ага, там, наверное, клопы одни! — вставил Карпинский своё веское слово. — Уж лучше на шинельке ангарской да на телеге.
Что естественно, каждый из ангарцев под рукой имел по «песцу», а под другой — ещё по одному. Мало ли? Времена дикие, люди лихие. Дьяк рассказывал, как тут два крестьянско-воровских бунта прокатилось по округе. А про Болотникова он вообще шёпотом говорил, как о сущем дьяволе. «Кровища, — шептал он, тараща глаза, — тут рекою лилась». Хотя в школьную бытность Карпинского, помнилось ему, товарищ Болотников характеризовался прогрессивным борцом против царизма. Всё одно с «песцом» оно спокойнее. Кстати, с ним вышла довольно занятная штука. На испытаниях этот револьвер, который проектировался и выпускался в мастерских по паре вариантов в год, показал себя настолько сильно, что выпущенные из него пули разметали в щепки не только мишень, но вырвали из земли и бревно, к которому она была приколочена. Поначалу планировавшееся название для револьвера «булава» было дружно заменено эпитетом, данным ему Радеком, принимавшим оружие. Конечно, профессор тогда имел в виду не полярную лисицу, а нечто более объёмное. Но вот решили назвать оружие именно так.
При подъезде к селу Коломенскому с Петром, к вящему его удовлетворению, наконец-то поговорил Павел Грауль. А то он уже потихоньку начинал задумываться о странного рода конспирации своего начальника.
— Пётр, слушай меня внимательно! — говорил Павел, устроившись рядом с ним на телеге. — Как ты знаешь, в ящиках у нас золото. Оно предназначено для нескольких задач. Большее количество сего презренного, но очень уважаемого в этом мире металла предназначено для твоей цели.
— С этого места поподробнее, пожалуйста, — уныло решил схохмить Карпинский.
Грауль, похоже, этого даже не заметил, продолжив свои наставления:
— В Дании сейчас правит король Кристиан Четвёртый. Товарищ умный и расчётливый, напоминает, по буйству идей, вашего Петра Великого. Строитель и храбрый воин, в целом неплохой мужик. Насколько я понял, главная его проблема по жизни — финансы. С ними у него очень туго, слишком туго, я бы сказал. Оттого и многие его неудачи на внешнеполитическом и торговом поприщах. Я думаю, встретиться с ним у вас проблемы не будет, а вот мы в Москве можем застрять надолго. Ну так вот, вся эта золотая казна, что копил Соколов…