Книга Дитя феникса 2 - Барбара Эрскин

– Оставьте меня! – Голос Элизабет резко повысился. Она оттолкнула Элейн и сделала последние шаги к краю водоема.

Лунный свет заливал темную воду, тяжелые ленты облаков неслись на запад. Элизабет замерла, переводя дыхание, когда водоем превратился в серебро. Она осторожно ступила в мелкий каменный бассейн. Ледяная вода сковывала ее: сперва лодыжки, затем, когда она сделала следующий шаг, и колени. Она слышала, как сильно бьется ее сердце, слышала шум крови в висках. Лунный свет заливал ей глаза. Она медленно подняла руки к небу.

С берега Элейн наблюдала за ней, собаки не отходили от нее. Она видела, как Элизабет осторожно дошла до середины водоема и воздела руки к луне. Элейн с сожалением улыбнулась. Значит, эта женщина, как и она сама, происходила из древней кельтской линии графов Бакан и помнила древних богов. Элейн задрожала, кутаясь в плащ, поскольку ветер посвежел и дул по склону горы. Элейн чувствовала, как ребенок в ее животе резко двигается; это было неудобно. Занятая своими мыслями об этой неспокойной жизни внутри нее, она увидела, что Элизабет в водоеме упала на колени. Она шагнула в ее сторону, глядя на залитую лунным светом воду.

– Помогите!

Она едва расслышала зов Элизабет за журчанием источника. Схватив плащ, Элейн бросилась к краю водоема. Элизабет резко осела в воду, простирая руки. Ее лицо исказила боль.

Сабина с громким всплеском первой ринулась в воду и потянула за платье женщины. Через секунду Элейн, почти не чувствуя холода в ногах, поймала руку Элизабет. Голова женщины безвольно болталась. Скрипя зубами, Элейн ощутила, как Элизабет навалилась на нее, когда она с помощью собак стала тянуть ее из воды,

Боль пронзила спину, и Элейн, задыхаясь, едва не отпустила Элизабет обратно в воду. Она глубоко вздохнула и со стоном, подхватив Элизабет под руки, шаг за шагом подтягивала ее к краю водоема. Элизабет, несмотря на свою худобу, была высокой женщиной, и еще тяжелее делала ее пропитанная водой одежда. Элейн слышала громкие рыдания, когда вновь потащила Элизабет. И тут она снова почувствовала страшную боль в животе.

Наконец она вытянула Элизабет на берег и упала на землю рядом с нею, стараясь отдышаться, затем дотянулась до плаща и осторожно завернула в него свекровь.

– Вы слышите меня? – задыхаясь, Элейн взяла ее холодную мягкую руку и стала растирать ее. – Вы слышите меня? – Ее голос сорвался на стон.

Элизабет смотрела на луну, делая глубокие вдохи, стараясь успокоить сердцебиение. Все ее тело пронзила внезапная судорога.

– Пресвятая Дева, помоги мне.

Она была одна на пустом склоне горы рядом с больной женщиной, и вот подступили роды. Элизабет, почти не понимая, что происходит, посмотрела не нее.

– Что это? – пробормотала она. Несмотря на собственные муки, она наконец поняла бедственное положение Элейн.

– У меня начинаются роды.

– Не надо было помогать мне. – Лицо Элизабет исказилось. – Какая жалость. – Она закрыла глаза, дыша резко и неровно. – Оставьте меня. Идите в тепло, – бормотала она. – Идите. – Она потянулась тонкой рукой к Элейн. – Да благословит вас Господь… – она сделала паузу, – дочка.

Элейн смотрела не нее.

– Не умирайте. – Она заскрежетала зубами, когда новый приступ боли настиг ее. – Вы не можете умереть, вы же купались в водоеме. Вы теперь бессмертны. – Она сжимала руку Элизабет. – Пожалуйста, не умирайте. – Это была просьба, полная испуга.

Голова Элизабет повисла, ее глаза слегка закрылись, и жизнь покинула их. После ее резкого дыхания тишина казалась даже еще более страшной. Элейн выпустила ее руку и озиралась в панике. Склон горы был пуст. Ночь была тихой. Только серебряная луна наблюдала за потрясенной женщиной, которая стояла на коленях возле тела своей свекрови, и единственным звуком теперь было тихое журчание источника.

Она почувствовала неудержимую дрожь во всем теле и после недолгого колебания стянула плащ с тела Элизабет и завернулась в него сама. С трудом встав на ноги, Элейн пошла к часовне. Собаки с тревогой шли за ней, слыша, как она рыдает при каждом новом приступе боли. В дверном проеме она оглянулась на мертвую женщину, распростертую на мягком пологе папоротника и мха возле источника, и на мгновение позавидовала ее спокойствию. Преодолевая боль, Элейн развела огонь и расстелила одеяла на каменной кровати, прежде чем упала на нее, сжимая зубы при каждом новом приступе. Собаки, казалось, знали, что происходит. Роулет остался начеку за дверью; уставившись в ночь, Сабина легла подле своей хозяйки. Глаза собаки словно говорили ее хозяйке, что животное все понимает и сочувствует ей.

В коротком затишье между схватками Элейн едва приходила в себя. Огонь угасал; надо было подкладывать в него дрова. Каким-то чудом ей удавалось делать это и заканчивать приготовления к рождению. Она порвала на полосы свое белье, чтобы завернуть младенца, и у нее было много ковриков, чтобы не замерзнуть. Она отрывала нити от остатков белья, чтобы сделать шнур. Морна родила ребенка одна, она сказала – так лучше всего. Никакой суеты, никаких сплетничающих друзей, которые могли бы толкаться вокруг дома. В этот момент Элейн была бы рада любой суете. В конце часовни, почти вне ее поля зрения, на плоской плите, служившей алтарем, стоял маленький, грубо вырезанный кельтский крест. В этом пустынном месте не было никаких статуй. И не было никакой надежды на паломников, которые могли бы прийти и помочь ей. Она должна сохранять спокойствие. Жизнь младенца, вероятно и ее собственная, зависела от этого. Вспоминая предыдущие роды, Элейн надеялась справиться сама.

Первые лучи солнца скупо падали на пол, и вот наконец ребенок свободно выскользнул из нее и лежал, тихо попискивая. Это был мальчик. Элейн сделала то, что надо было сделать. Собрав последние силы, она перевязала пуповину и перегрызла ее. Потом она тщательно обсушила ребенка полотенцем и приложила его к груди. Сабина заскулила, и Элейн улыбнулась ей. Но потом схватки начались снова. Элейн легла, обнимая младенца. Как только выйдет послед, боли больше не будет. Но боль продолжала усиливаться, и она испугалась. Элейн посмотрела на младенца, который заснул в ее руках, и положила его рядом.

Когда они вернутся? Элизабет приказала свите быть здесь и полдень, а было еще только утро. Рядом Сабина обнюхивала запеленатого младенца.

– Охраняй его, Сабина, хорошо охраняй его, – бормотала Элейн. – Сбереги его для меня.

Когда боль подступила снова, Элейн потеряла сознание. Ее распростертое тело напрягалось в борьбе с приступами схваток, и она то приходила в себя, то вновь впадала в забытье, пробуждаясь от возобновлявшихся спазмов в сведенных мышцах – рождался второй ребенок. Элейн вновь нашла силы перевязать пуповину и обернуть младенца в коврик, который лежал около нее, и только тогда она упала без сил.

Сабина сидела, наклонив голову, и смотрела на второго младенца, выскользнувшего из рук Элейн и лежащего возле нее. Младенец хныкал, и сука осторожно понюхала его. Незапеленатый, как его брат, он махал ручками, отталкивая от себя коврик, в который был обернут; поскольку маленькое тельце начало замерзать, крик его слабел. Сабина, волнуясь, подталкивала его, а затем стала облизывать его шершавым языком, не пропуская ни сантиметра маленького тельца и работая так старательно, как если бы вылизывала собственных щенков. Убедившись наконец, что младенец был теплым и сухим, собака встала, отряхнулась и вопросительно посмотрела на Элейн. Не получив ответа от хозяйки, она снова посмотрела на двух младенцев. Младший тихо плакал, и его плач беспокоил собаку. Расположившись рядом с младенцами на каменной кровати, Сабина обвила их большим лохматым телом и, уткнувшись в них носом, уснула. Рядом все глубже погружалась в небытие Элейн.