Книга Дитя феникса - Барбара Эрскин

Последняя поездка в Кингхорн сказала Ронвен все, что та хотела знать. Оставаясь в тени, Ронвен видела и слышала почти все. Она любит его! Ее Элейн, ее дитя любит короля Шотландии! Это было так очевидно: краска смущения и невнятная речь, встречи и беседы наедине, взгляды украдкой и бессонные ночи, когда Ронвен слышала вздохи и видела по утрам ее красные глаза… Значит, прежде она ошибалась: ее девочка любила не графа Честера. Долгие дни провела Ронвен, размышляя над тем, как использовать свое открытие. И постепенно у нее начал созревать план.

XIV

Абер. Февраль 1237

Джоанна скончалась в День свечей[9]. У ее одра находились муж и все дети; Ливелин со слезами на глазах держал Джоанну за руку. Она слабо улыбалась, когда дети по очереди подходили и целовали ее. Она была слишком слаба, чтобы двигаться или говорить, но глаза ее прощали и благословляли всех. Прислуга стояла поодаль, преклонив колена в молитве. Конец наступил так тихо, что Ливелин не сразу почувствовал, что рука жены больше не держит его и что Джоанна оставила их.

Похороны были пышными. Кроме Ливелина и дочерей тело Джоанны сопровождали прибывшие зятья и все слуги покойной. В Ланфаэсе гроб простоял ночь в часовне, а церемонию погребения провел сам епископ Хью из аббатства Святого Асафа.

Ронвен не была ни на заупокойной мессе, ни на похоронах. Она одиноко сидела на террасе, ожидая, пока родственники вернутся. Наступали сумерки, но свечи она не зажигала. Глядя на низкое темное небо, тяжелые облака и аспидно-черную гладь воды, Ронвен ощущала, как воздух вокруг нее тоже наливается тяжестью, наполняется гневом и упреками: Эинион снова был рядом.

Ронвен чувствовала его присутствие всякий раз, как приезжала с Элейн в Гвинед. Элейн тоже чувствовала, но не хотела признавать это. Она не пускала Эиниона в свою душу, сжимая в руке распятие и читая молитву. Элейн не позволяла ему передать ей свое послание. И с каждым разом попытки Эиниона достучаться до сердца Элейн становились все отчаяннее и безнадежнее. Ронвен же мучилась оттого, что не могла помочь ни одному, ни другой.

План окончательно созрел в ее голове в тот момент, когда похоронная процессия возвращалась в замок. Вскоре должна была начаться поминальная трапеза, вокруг будет полно народа, и она сможет без труда увлечь Элейн за собой. Момент был выбран как нельзя более удачно: они были в том месте, где покоился старый провидец. Элейн слишком измучена для того, чтобы спорить с Ронвен, поэтому ее легко можно было отвести к Эиниону и сделать то, что должно быть сделано. Только тогда ее совесть будет чиста!

Как только Элейн появилась в зале, Ронвен схватила ее за руку и горячо зашептала:

– Скорее! Пока ты не сняла плащ, пойдем! Нам нужно сделать кое-что, это ненадолго. Лошади уже ждут. Никто не заметит, что тебя нет, и мы скоро вернемся. Мы должны побывать на могиле Эиниона, ты должна сделать это! Остаток вечера, всю оставшуюся жизнь ты можешь оплакивать свою мать, но завтра ты уедешь и, может быть, никогда не вернешься сюда, поэтому ты должна пойти со мной.

Элейн была слишком утомлена, поэтому сил у нее хватило только на то, чтобы отрицательно покачать головой. Она тяжело опустилась на кровать и стала снимать перчатки.

– Не говори глупостей, Ронвен. Я никуда отсюда не уеду. И я говорила тебе много раз: я не хочу идти на могилу к Эиниону.

Ронвен наклонилась к Элейн и спросила:

– А тебе никогда не было интересно, милая, что он так сильно хочет сказать тебе? – Свистящим шепотом она продолжала: – Твоя судьба – в Шотландии! Ты до сих пор не родила лорду Честеру ребенка. Почему? – Она склонилась еще ниже. – Вдруг Эинион ответит тебе? Вдруг он хочет сказать тебе что-то про шотландского короля? – Глаза Ронвен торжествующе заблестели: она увидела, как Элейн слегка покраснела при упоминании Александра.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь что! Думаешь, я не замечаю, как ты по пальцам считаешь каждую неделю в надежде, что зачала от графа Честера. Но ведь ничего не происходит! Твой граф не способен иметь детей! И королева Джоанна тоже бесплодна! – Ронвен приблизилась к уху Элейн. – Спроси Эиниона! Спроси его, как все будет, спроси его сейчас, вместе со мной!

Она взяла Элейн за руку и помогла ей встать. Все еще одетая в черную меховую накидку и траурную вуаль, Элейн позволила Ронвен вывести себя из зала через маленькую боковую дверь. Поминальный пир за их спиной был уже в разгаре. Ронвен правильно рассчитала, что никто не будет искать Элейн, все будут уверены, что она сидит у себя в комнате и горюет в одиночестве, как и ее сестры Ангхарад и Маргарет.

Как обычно, начало поминок прошло тихо и строго, но потом поднялся шум, и пир пошел своим чередом, разве что без музыкантов. Единственной музыкой, что звучала в этот день, были голоса монахов и поминальное пение бардов во дворе.

XV

Ронвен недолго искала могилу Эиниона, хотя она была спрятана в густом лесу, отмеченная всего лишь плоским торчащим из земли камнем. На камне не было ничего – ни имени, ни какого-либо знака, только лишайник, выросший задолго до того, как камень поставили стоймя. Ронвен не знала, кто нашел тело Эиниона в его хижине, кто похоронил его и поставил камень здесь, вдали от кладбища, на холмике, освященном лишь по обряду его, Эиниона, веры. Единственное, что Ронвен знала точно, это желание духа Эиниона встретиться с Элейн.

Ронвен спустилась на землю около могильного холмика. Сплетенные ветви казались шатром, а над ними в клочьях облаков светила полная луна.

Элейн сидела на лошади неподвижно, голова ее кружилась от усталости – последние две ночи она почти не спала; сестры провели их рядом с умирающей матерью. Дорога сквозь холод и ночную мглу, оказавшаяся длиннее, чем думала Элейн, измотала ее напряженным ожиданием. Ронвен была права: Эинион был рядом. Он был в шуме деревьев, в неверном лунном свете, в шепоте и стоне ветра… И он хотел рассказать Элейн о ее судьбе.

– Спускайся, я привяжу лошадей, – сказала Ронвен. Она стояла рядом, держась за стремя. Капюшон ее накидки был отброшен назад, растрепавшиеся волосы шевелил ветер, глаза блестели.

Элейн спустилась с седла, встала рядом с могилой. Ей было страшно.

Ронвен отвязала от седла сумку, вынула из неё маленькую медную плошку и, поставив ее на холмик, разожгла огонь. Сняв с пояса кожаный мешочек, она передала его Элейн. В мешочке хранились собранные специально для этого случая еще летом сушеные травы: болиголов, семена мака, клоповник, пустырник, ягоды рябины и кора ивы.

– Посыпь немного на огонь, – сказала Ронвен шепотом.

Элейн опустила руку в мешочек, взяла пригоршню горько пахнувшей смеси и медленно высыпала ее в огонь.

Ронвен тихим низким голосом затянула песню. Она почти сливалась с воем ветра и шорохом ветвей, завораживая своей жуткой простотой и монотонностью. Элейн взяла еще горсть травы из мешочка, но порыв ветра не дал ей упасть в огонь, отбросил в сторону, посыпав землю.