Книга Белоснежка и семь апостолов - Всеволод Пименов

Вот сейчас было что-то вроде.

Я отхлебнул кофе и принялся отвечать на оставшиеся вопросы.

Добравшись до дна папки, я обнаружил там несколько маленьких листков, похожих на моментальные лотерейки, с разноцветными металлизированными полосками. Такие полоски надо соскрести ногтем или ребром монеты, чтобы узнать, выиграл ты или нет.

«Только для телепатов! — значилось на первом. — Прочтите и запишите текст из контрольной строки».

«Только для ясновидящих! — гласила надпись на втором: — Определите и запишите тип биологической жидкости на контрольной строке».

«Только для пирокинетиков! Сфокусируйте взгляд на контрольной строке в течение трех секунд».

А потом я отыскал свой лотерейный билет: «Только для энергетиков! Приложите любой палец к контрольной строке на три секунды». Я послушно надавил на индикатор, выждал положенное время, убрал руку и на долю секунды увидел голографически переливающийся отпечаток папиллярных линий на полоске. Он тут же исчез.

На самой последней странице было всего одно задание: «Оцените в процентах, насколько честно вы ответили на вопросы анкеты». Я прикинул и нацарапал: «86 %». Заключительная строчка была такая: «Спасибо за сотрудничество».

Артем

Мне удалось поспать только три часа.

Потому что, когда ребята отправились на боковую, устроившись на полу в зале на Максовых одеялах, спальнике и огромной медвежьей шубе (хозяйскую кровать единолично заняла Венди), мне пришлось еще битый час утешать на кухне нашего хозяина. Макс сокрушался и ныл по поводу свалившегося на него сомнительного счастья стать магом, по поводу своей поломанной криминальной карьеры («образования приличного нет, сбережений нет, и работать со мной после сегодняшнего хрен кто захочет!») и много еще из-за чего. Я утешал его как мог, растолковывал преимущества нынешнего положения дел, убеждал, что дальше будет только лучше, веселее и интереснее, и не мог избавиться от противного ощущения, что лгу.

Я устал как бессменный часовой. Отдал бы все, что угодно, только бы упасть где-нибудь, хоть в коридоре, сунув под голову комок шмоток, и наконец вывалиться из реальности в сладкое вневременье, где тихо, темно и спокойно, где не убивают друзей и никто не подглядывает за тобой из прошлого. Если бы мне даже предложили прямо сейчас расстрел или плаху, только пообещав, что на том свете я немедленно получу постель и тишину, — согласился бы. Но вечное мое гипертрофированное чувство ответственности за всех и все сказало свое веское «нет» и усадило на кухне напротив несчастного Макса.

— А что, — Макс понизил голос до заговорщического шепота, — твои ребята — они все такое видят?

— Нет, из нас только Отто. Ну тот, в очках, ты помнишь…

— А почему он «Отто»? Типа кличка, как «Венди»?

— Нет, типа немец. Ну, из наших, ссыльных.

— А-а-а…

Тут я вспомнил, что Отто назвал Венди сенсором. Значит, она тоже видит. Надо бы при случае расспросить ее об этом.

— Наташу ловят из-за этого? — Он приложил палец к виску.

— Скорее ради этого.

— На меня тоже будет теперь охотиться Большая Контора?

— Вряд ли. Никто же не знает. Ты не светись до поры до времени, и все будет в порядке.

— Что значит «до поры»? Типа все равно рано или поздно засвечусь?

Я вздохнул и начал с самого начала. Ту самую историю, которую поведал однажды Дэну. Рассказывал, понимая, что, видимо, мне всю жизнь придется теперь исполнять роль сказителя-демиурга, эдакого Вяйнемейнена, излагая неофитам основы нового, нами зачатого мироустройства. Рано или поздно у меня это станет получаться складно и без запинки, а может, даже в рифму… И лет через семьдесят, будучи древним, сморщенным и замшелым старейшиной, я буду скрипуче исполнять юным магам все ту же песнь про то, как мир был устроен прежде, и что мы в нем изменили, чтобы стало, как есть.

Макс оказался удивительным слушателем. Редко моргая, он смотрел на меня, как дитя на экран с мультиками, своими дымчатыми серыми глазами, и в них отражалась вся моя сага. Я рассказал ему много больше, чем в свое время Дэну. Моментами я ловил себя на мысли, что и говорю все это Дэну, наверстывая прошлую недосказанность, заполняя пустоты собственного неведения, сцепляя звенья цепи событий воедино. Я ни на что не рассчитывал, уж во всяком случае на понимание и поддержку точно. Макс мог в любой момент преспокойно прервать меня хуком справа и сдать всю нашу революционную шарашку тому, кто больше за нас предложит.

Просто я чувствовал себя обязанным выложить перед ним всю правду.

— Я одного не пойму, — выждав небольшую паузу после того, как я закончил, сказал Макс. — Почему вы, ребята, до сих пор миром не правите?

— Знаешь, в последнее время меня подозрительно часто наводят на эту мысль. Боюсь, рано или поздно я задумаюсь над этим и, чего доброго, даже возьмусь. Да шучу я, Макс, фигня все это. Слова. Ну, скажем, у тебя есть возможность править миром. И что? Что дальше-то? Как ты будешь это делать? Как Наполеон? Как Гитлер? Или как Робин Гуд: отберешь у богатых, раздашь бедным?

— Скажешь тоже. Сам что-нибудь придумаю. Сам. Как Максим Юсупов.

— Ух ты, — поразился я, — какая у тебя фамилия-то… дворянская.

— А ты думал… — вздул грудь Макс. — Мои предки были ого-го!

— Вот и я про то. Предки, поди, по-французски изъяснялись, с царями-князьями были на короткой ноге, а ты, их благородный потомок, ПТУ кое-как с хвостами закончил и промышляешь черт-те чем. Ты хоть в курсе, зачем я был нужен Семену Тиграновичу?

— Золото делать, не зря ж он тебя Алхимиком окрестил.

— Золото, как же… Снежок и кислоту. И много еще всякой дряни, хватило бы всю Россию-матушку посадить на иглу и колеса. Тоже, знаешь ли, дорога к трону. Повелитель грез, спаситель от ломки, добрый доктор Айболит. Все тебя любят, ждут от тебя благодати, и вся многомиллионная армия торчков в любой момент к твоим услугам. Хорошая перспектива?

— Ты перегибаешь.

— Ничего я не перегибаю. Так и было бы. Ты вспомни вот что: всякая власть от Бога. Если Ему понадобится власть в моем лице, думаю, Он мне просигналит. Тогда и взвалю на себя этот крест и пойду казнить и миловать. А до тех пор — ни-ни.

— Тебя послушать, так выходит, что волшебники вроде нас ни на что в этом мире не годны, кроме как выступать в цирке.

— Почему же? Ты же слышал, о чем ребята рассказывали — для каждого нашлось дело. Ну, еще есть Венди с Отто… Но с ними все ясно: Венди надо на большую сцену, а Отто — в науку…

— А тебе-то самому?

Ох, как не хотел я, чтобы он задал мне этот вопрос.

— И мне дело найдется, — лаконично отмазался я.

— Вот всегда с тобой так, Артем. Вроде бы ты влез в эту историю — глубже некуда. Ломаешь вселенское устройство…