Книга Обратная сторона времени - Евгений Гуляковский

Табурет просвистел в воздухе в том месте, где мгновение назад находилась голова Трофимова, и, не встретив препятствия, продолжал свое безостановочное движение, потянув за собой сначала руку Завидова, а затем весь его корпус, заставив великана согнуться на какую-то долю мгновения. Но этой доли оказалось достаточно для того, чтобы новичок каким-то необъяснимым образом оказался у него за спиной, успел схватить вторую, свободную руку Завидова и завести ее за спину амбалу с такой силой, что хрустнули выворачиваемые суставы. Завидов издал короткий вопль, похожий на рев раненого зверя, и был вынужден опуститься на колени, чтобы уменьшить нестерпимую боль.

— Больно, да? — участливо осведомился Сергей.

— Отпусти мою руку, сволочь!

— А зачем? Зачем ее отпускать? Я ведь могу сделать совсем наоборот, это так приятно опускать на голову табурет или выворачивать руку!

Завидов вновь заревел от боли.

— Вот теперь ты сам чувствуешь то, что по ночам испытывали несчастные ребята, которых ты обрабатывал своей табуреткой. Чего тебе не хватало? Денег? Их здесь некуда тратить и платят достаточно. Голубым тебя тоже не считают, тогда что тебе от людей надо? Отвечай, когда с тобой говорят!

— Отпусти руку, гад, ничего мне от них не надо! Отпусти руку, или я тебя убью!

— Этого я тебе не позволю. Убить меня ты не сможешь. — Сергей несколько ослабил хватку. — А вот объяснить придется.

И в этот момент гнев и ярость, дающие ему силу, отпустили его, и вместо них пришло понимание.

На одно короткое мгновение Сергей сам вдруг стал этим несчастным парнем, заводилой и шалопаем, так и не сумевшим ничего путного слепить из своей жизни. Несущим через все юношеские годы обиду на спившихся родителей, бросивших его на произвол судьбы. На девчонку, которую любил и которая предпочла ему другого парня. На заводские ночные смены, пропитанные машинным маслом и усталостью, от которой мутится в голове. На возвращение в общежитие через весь просыпающийся город, когда чувствуешь себя отщепенцем, изгнанным из жизни, которая не принадлежит тебе и проносится мимо в шикарных автомобилях, отражаясь в сверкающих витринах дорогих магазинов…

А когда представился случай, он взял в руки табуретку, чтобы силой утвердить свое превосходство в крохотном замкнутом мирке, чтобы почувствовать себя значительным человеком, которого если и не уважают, то хотя бы боятся…

Иные берут в руки бутылку, забываются и уходят из реальной жизни, — этот предпочел табуретку, пока только табуретку. А может быть, уже и не только ее. До ножа или пистолета, до работы наемного убийцы, исполняющего чужую волю, от этой табуретки оставался всего один шаг, а возможно, уже не было и этого, единственного, шага.

И в последний раз заглянув в замутненные болью глаза своего противника, Сергей отпустил Завидова.

— Я тебя убью, гнида! На первом же выходе, на первом марше, я тебя убью! — прорычал тот.

— Ты можешь это сделать. И хорошо, что ты это сказал. Мне твои слова пригодятся. Подумай о том, сколько стоит доставить сюда одного волонтера, обучить его, одеть, вооружить и накормить? И вдруг здесь начали исчезать люди. Дорогостоящие люди. На нас с тобой хозяевам наплевать, как ты понимаешь, но они не захотят плевать на свои деньги.

Сергей импровизировал на ходу и, кажется, попал в точку. Завидов побледнел и отшатнулся от него, словно увидел привидение. Главную роль сыграли, конечно, не слова, а неожиданное и невозможное только что пережитое унижение.

Простой новобранец не мог одним движением уложить двух хорошо обученных волонтеров и не мог играючи провести прием, которому он сам обучал новичков. И главное было даже не в том, мог или не мог Трофимов все это проделать, а в том, что Завидову легче было поверить, что новичок послан хозяевами, чем в то, что его смог поставить на колени обыкновенный человек.

— Теперь за тобой будут следить. За каждым твоим шагом, пока не узнают, чьи приказы ты выполняешь! Забирай своих подельников и убирайся.

Сергей понимал, что каждое его слово, каждое движение зафиксировано скрытыми камерами наблюдения. Но теперь, когда он смог проанализировать происшедшую схватку, ему стало ясно, что это происшествие может оказаться для него полезным и в любом случае поможет ему выиграть время. Теперь Митрохин десять раз подумает, прежде чем отдаст приказ своим шакалам броситься на него еще раз.

Но ночь на этом не кончалась. Она вообще не желала кончаться. Впитав в себя всю боль и безысходность, которые вместе с воспоминаниями о Земле навалились на Сергея, она не давала ему уснуть, вползая через окно шевелящимися тенями и боем далеких барабанов…

Осознав невозможность этого звука, Сергей вновь вскочил со своей постели, потому что не могло здесь быть барабанов… Горны — это, пожалуйста, сколько угодно, но где-то далеко за лагерем, в чужом и враждебном людям лесу заходились ритмичной дробью тамтамы… И почти сразу же вслед за этими звуками во дворе завыла сирена тревоги.

Сергей выскочил во двор, чтобы выяснить, что происходит. В подразделение его еще не успели зачислить и даже форму не выдали. В серой камуфляжной массе волонтеров он выделялся своей гражданской курткой.

Впрочем, ни особой паники, ни какого-то специального построения во дворе не наблюдалось. Солдаты стояли небольшими группками и с интересом следили сквозь прозрачную силовую стену за лучами прожекторов, освещавшими опушку леса.

Отыскав в толпе Ипата, Сергей спросил его, что происходит.

— Туземцы. Они часто по ночам нападают. Сейчас полезут.

И действительно на ближайшей поляне, метрах в семи от силовой стены, появился небольшой человечек в набедренной повязке, увешанный ожерельями из костей и вооруженный одним барабаном.

Исполняя какой-то немыслимый танец, он выбил из своего инструмента четкую ритмичную дробь, которую из лесу сразу же поддержал целый барабанный оркестр.

— Сейчас стену гнуть начнут!

— Каким образом? — не понял Сергей.

— Колдовством. Они всегда колдовством на нас давят, своим хитрым шаманством. И ничего с этим не поделаешь. Ни пули, ни энергетические снаряды их не берут. Каким-то образом они их отводят. Только стена и спасает нас. Она хоть и гнется от ихнего колдовства, но до сих пор выдерживала.

Один из прожекторов уперся в ту часть стены, которая находилась напротив танцующего карлика, и в его луче стали заметны концентрические радужные разводы, образовавшиеся в стене от неведомой, навалившейся на нее силы. Несколько минут все молчали, ожидая, чем это кончится. Нервы у наблюдателя на вышке не выдержали, и он шарахнул по карлику из плазмомета. Струя пламени выжгла в лесу просеку, точно на том самом месте, где вертелся неуязвимый танцор. Карлик продолжал свой танец в том же темпе, словно вообще не заметил выстрела, способного свалить и поджарить слона.

— Ты, говорят, Завидова уделал? — неожиданно спросил Ипат, поворачиваясь к Трофимову. Не ожидавший подобного вопроса, Сергей растерялся.