Книга Осквернитель - Павел Корнев

– От меня ничего не зависит. – После выпрямился и вновь рявкнул: – Выходите!

Хмурый беззвучно выругался и потянул меня наружу.

– Пошли! – прошипел он. – Парни прикроют…

– Успокойся! – попросил я и достал пропуск, полученный от болезного господина. – Пусть покажет.

Головорез нахмурился и передал прямоугольник плотной бумаги кучеру.

– Наш гость обладает неприкосновенностью и не обязан выполнять ваши распоряжения! – немедленно воспрянул тот духом.

Густав Сирлин тихонько спросил:

– Это сработает?

– Должно, – ответил я, напряженно прислушиваясь к разговору.

И точно – обошлось. Командир патруля вернул бумажку и начал разворачивать коня.

– Пропустить! – распорядился он.

– Но это карета Себастьяна Шило! – запротестовал какой-то тип в цивильном платье. – У вас приказ!

– А еще у меня выданный канцелярией его величества пропуск! – отрезал стражник, с радостью хватаясь за формальный повод выйти из патовой ситуации. – Пропустить!

Хмурый заскочил на запятки, кучер взмахнул вожжами, и мы беспрепятственно покатили дальше.

Я вытер с лица холодный пот и с облегчением откинулся на спинку сиденья.

– Становится жарковато? – усмехнулся Густав Сирлин.

– Не без этого.

– Останешься на корабле?

– Нет, – отказался я. – Дел по горло.

– Понадобится мое содействие? – уточнил чернокнижник.

– Позже, – не стал отказываться я от помощи и вновь попытался разговорить Луизу, но та ничего полезного сообщить так и не смогла.

Досадно.

Досадно, но несмертельно. Пусть Марк и полагает себя гением, да только зацепок он оставил предостаточно. Найду.

Найду и удавлю.

Я глянул на полностью почерневший браслет и мысленно поправился: «Если успею».

4

В порту надолго задерживаться не стали. Только высадили Карла, Густава и Луизу и покатили обратно в город. Хмурый прямо на ходу перебрался с запяток в карету и предупредил:

– В ресторацию ехать нельзя, была облава, там все вверх дном перевернули. Наших по всему городу шерстят. Пока никого не накрыли, но надо бы на дно залечь от греха подальше.

– Едем к тебе?

– Идеальный вариант, – кивнул головорез. – Хоть и болтают, будто город к юбилею его величества чистят, да только брехня это. Стражники у непонятных шпиков на побегушках, заранее об облавах их в известность не ставят. Так дела не делаются, Себастьян, тебе ли не знать?

– Не делаются, – подтвердил я. – Ты прав, это по мою душу.

Возросшая активность Стражи – без всякого сомнения, ответ на недавний штурм склада. Но что за непонятные шпики? От какого они ведомства?

Я повторил этот вопрос вслух, но Хмурый ничего полезного сообщить не смог.

– Пусть твои парни разузнают, – потребовал я, достал бутылку с полынной настойкой, с сомнением взболтал ее содержимое и убрал обратно. – А пока, ты прав, надо залечь на дно.

«Дном» стало обиталище Хмурого со товарищи – заброшенный доходный дом в самом центре Акульей пасти. Благоразумные люди обходили этот район десятой дорогой, да и стражники в трущобах были гостями нечастыми. Даже реши они устроить полноценную облаву, местное жулье предупредит Хмурого задолго до того, как штурмовые отряды доберутся до его норы.

А раствориться на узеньких улочках или уйти в катакомбы – минутное дело.

Не достанут.

Не достанут – да, но и безвылазно сидеть в этой дыре не выход. Слишком ставки высоки.

– Отправляйся во дворец, – попросил я Хмурого, когда выбрался из кареты во дворе доходного дома, – найди рыжего и скажи, что мне нужно ухо.

– Ухо? – с недоумением переспросил головорез.

– Левое ухо, – подтвердил я. – Ты скажи, он поймет.

Хмурый озадаченно кивнул и велел кучеру гнать во дворец. Они уже выехали на улицу, когда я вспомнил об убранном под сиденье сундуке, но только махнул рукой.

Ничего с ним не будет, в самом-то деле.

– Пойдемте, мастер, – позвал меня один из жуликов. – Я вас провожу.

– Пойдем.

И вслед за парнем я вошел в настоящий лабиринт темных коридоров, проходных комнат, крутых лесенок и непонятных закутков.

Заполучив в свое распоряжение доходный дом, Хмурый первым делом позаботился о том, чтобы вломившимся с улицы чужакам пришлось изрядно поплутать внутри, и в своем стремлении более чем преуспел.

Этот дом теперь полную роту солдат сожрет и добавки потребует; штурмовать его – чистое самоубийство, и всем чинам городской стражи об этом прекрасно известно.

Не сунутся.

Вслед за жуликом поднявшись на верхний, третий этаж, я прошел в гостевую комнату, открыл буфет, зубами выдернул до середины засунутую в бутылку пробку; хлебнул прямо из горла.

Хлебнул, но не почувствовал ровным счетом никакого вкуса.

Тогда уселся на кровать, сделал еще один длинный глоток и отпустил провожатого.

– Свободен. – Но сразу окрикнул: – Нет, стой! Как только Хмурый вернется, пусть сразу зайдет, без промедления. Понял?

– Передам, мастер.

Парень ушел, а я завалился на спину и уставился в темный, покрытый трещинами потолок. Огонек свечи неровно трепетал, отблески и тени прыгали из стороны в сторону, и ровно так же скакали в моей голове мысли.

Все упиралось в хорошее отношение ко мне Джека. Если он заартачится, если не рискнет передать найденное в кабинете главы надзорной коллегии нетленное ухо, то придется ехать во дворец и разговаривать с ним самолично, придется убеждать и терять время.

А времени в запасе остается все меньше.

Оттянув рукав, я посмотрел на браслет, темную поверхность которого больше не пятнали никакие проблески чистого серебра, и тяжело вздохнул.

Допрыгался!

Но самоедством заниматься не стал, вместо этого подсунул под голову подушку, и глаза немедленно закрылись сами собой. Даже не заметил, как задремал.

Просыпался плохо. Нехорошо просыпался, долго и муторно.

Будто сквозь пуховую перину продирался, через толщу воды со дна выплывал и никак выплыть не мог.

И вроде шум слышал и даже осознавал, что должен проснуться, но вот не мог – и все тут. Словно в каменный мешок угодил, а через узенькое окошко только и получается, что на волю руку высунуть.

Кошмар. Всего лишь ночной кошмар.

Но когда я кое-как разлепил глаза и уселся на кровати, оказалось, что кошмар только начинается.