Книга Зейнсвилл - Крис Сэкнуссемм

— Что это значит?

— Это каннибалы! Они сожрут наши мозги!

Шериф метнулся к мотоциклу и сорвал с него те седельные сумки, которые они могли бы унести с собой, потом повернул какой-то рычажок под сиденьем и велел Чистотцу карабкаться вверх по веревке.

— Эй вы… Что вы там делаете? — снова крикнул женский голос.

Чистотец сорвал корсет молочницы и полез вверх по канату. Когда он рывками подтянулся на первый метр витого нейлона, у его уха просвистела пуля. Из «хаммера» возник гигантский младенец в кевларовом памперсе, в футболке с Бартом Симпсоном и сварочной маске, да еще с базукой в руках. За ним последовал высоченный блондин-транссексуал в меховом бикини, следом появился пятнистый датский дог. Чистотец перебросил тело на платформу «хаггиса» как раз в тот момент, когда блондин извлек из вездехода мегафон.

— Это наша территория, душки!

— Просто едем своей дорогой! — заорал в ответ Шериф, когда пуля царапнула песок между ним и «хаммером».

— Единственное, куда вы отправитесь своей дорогой, это в мой желудок! — расхохотался блондин.

Дикари заулюлюкали. Одни были облачены в боксерские трусы на широких бретельках, как у борцов в старину, другие — в набедренные повязки и армейские ботинки. Было видно, что их тела покрыты меланомами и татуировками. Третьи были закутаны с головы до ног в покрывала или в обноски из тематического парка. На крышах их пикапов и бронированных машин были установлены фетиши: гниющие головы персонажей «Саус-парка» и «Девчонки сила-уф!» под садомазохистскими масками.

Чистотец постарался унять страх, прислушиваясь к голосам у себя в сознании. Им с Шерифом нужна помощь. Отчаянно нужна.

И вдруг различил перепуганный стон из кабины дирижабля:

— Да кто вы такие?

— Я не ощипыватель фазанов, но сын Ощипывателя Фазанов, и я буду ощипывать фазанов, пока не придет Ощипыватель Фазанов, — ответил он.

И вдруг осознал смысл этих слов. Что, если Ощипыватель Фазанов никогда не придет? Все равно останутся фазаны, которых надо ощипывать. Придется ему. На безрыбье, как говорится… В этом вот и заключаются яростивость и диагональное мышление.

— Я не фазан, — отозвались из кабины.

Оттуда выбралась белокожая девушка лет восемнадцати-девятнадцати с роскошной гривой спутанных волос, одетая в облегающий топ с большим вырезом и короткую юбчонку и почти помешавшаяся от страха. На полу кабины лежал пилот — мертвее не бывает, а на небольшой пассажирской палубе — еще одна девчонка в луже крови рядом с трупом кряжистого волынщика.

— Послушай, — сказал Чистотец. — Мы не желаем тебе зла, но те люди внизу очень нехорошие. Какое-нибудь оружие на борту есть?

— Не-а! — всхлипнула девушка. — Только «хаггисы» — рекламные полуфабрикаты.

— А это зачем? — спросил Чистотец, указывая на звуковую аппаратуру. Нижняя часть дирижабля, эдакая алюминиевая полусфера, приваренная к каркасу из стальных трубок, была заставлена мощными концертными колонками и усилителями.

— Не могу! Хватит с меня их волынок! — застонала девушка. — Это от них Большой Элвис умом тронулся!

Снизу послышались одобрительные вопли — верзила-блондин приказал принести переносной гриль.

Нажав на «воспроизведение», Чистотец до отказа вывернул ручку громкости звука. Если есть сомнения, постарайся посеять хаос. Завывания волынок обрушились на вояк точно галлюцинации при психозе, а потом захлюпали диссонансным дребезжанием…

В тебе я славлю командира

Всех пудингов горячих мира, —

Могучий Хаггис, полный жира

И требухи.

Строчу, пока мне служит лира,

Тебе стихи.[80]

«Господи милосердный, — подумал Шериф, прячась в тени мини-дирижабля. — Это же Шон Коннери! Поет „Оду пудингу“».

Дикари побросали оружие и зажали руками уши, а Чистотец осыпал их дождем бесплатных рекламных «хаггисов», каждый с огненной усмешкой мистера Мактрейвишса, красно-клетчатыми буквами обещавшего: «Ваш хаггис готов!»

Тем дикарям, кто не набросился на дармовые «хаггисы», попало пудингом по голове. Увидев свой шанс, Шериф, пригибаясь, подбежал к голове Джона Траволты, щелкнул карабином, высвобождая канат, и изо всех сил вцепился в его конец. Дирижабль тут же взмыл вверх, но недостаточно высоко, и Шериф понял, что если он не поднимется еще, то его потащит по земле. С другой стороны, он не мог удерживать и канат, и сумку, и оружие — и ему пришлось отпустить коробку для ленча с изображением отца. Расставание обернулось шоком — но и исцелением. А коробка ударила по шлему младенца в кевларе, да так, что он кубарем покатился с вездехода.

— Я тебя собью! — заорал блондин, но его слова потерялись, потому что Шон продолжил:

Дородный, плотный, крутобокий,

Ты высишься, как холм далекий,

А под тобой поднос широкий

Чуть не трещит.

Но как твои ласкают соки

Наш аппетит!

Выхватив у верзилы базуку, транссексуал прицелился. По счастью, солнце палило ярко, и бляха Шерифа из «Стар-сити» превратилась в слепящее зеркало. Сжимая правую руку так, что побелели костяшки пальцев, Шериф вывернул бляху, направляя луч в глаза блондину. Тот взвыл, словно в него попали из лазера, и выпущенная им ракета пришлась в один из бронированных джипов.

Чистотец разрывался между желанием увести «хаггис» подальше и втянуть на канате Шерифа. Решив, что, если не убраться отсюда, дикари вскоре оправятся и откроют стрельбу, он побежал в кабину.

— Знаешь, как управлять этой штукой? — крикнул он. Но девушка не расслышала его за ревом:

С полей вернувшись, землеробы,

Сойдясь вокруг твоей особы,

Тебя проворно режут, чтобы

Весь жар и пыл

Твоей дымящейся утробы

На миг не стыл.

Чистотец отчаянно нуждался в урагане. Он нажал одну кнопку, потом другую, надеясь вызвать к жизни турбины, а вместо этого поднималась песчаная буря. Кругом засвистели пули, но в дирижабль попала лишь одна, засевшая в досках полового настила, сконструированного так, чтобы выдержать соударение со стаей перелетных гусей. Вести «хаггис» оказалось не так-то просто, особенно если учесть, что внизу под ним болтался Шериф.

Вертикальные закрылки играли роль руля, горизонтальные регулировали высоту. Баллонеты на носу и на корме уравновешивали давление гелия и стабилизировали продольный наклон. Воздух поступал через заборники и выходил через клапаны. «О'кей, — подумал он. — Попробуем».

А тот, кому ты служишь пищей,

Согнет подкову в кулачище.

Когда ж в такой руке засвищет

Стальной клинок —