Книга Дружина особого назначения. Книга 2. Западня для леших - Иван Алексеев

В порыве подобострастия, вызванном естественным желанием спасти свою шкуру, Прошка поведал и о том, о чем его, собственно, и не спрашивали. Он рассказал, что библиотеку должны были увезти еще позавчера, но главный посол упросил Малюту обождать несколько дней, а посол тот… – и выложил такое, что Фрол, при всей своей выдержке, все же громко и затейливо выругался вслух. Он, последние дни бродивший по кабакам и сидевший в темнице, ничего не знал о потерях своих товарищей, поэтому рассказ Прошки о том, как убивали поморских дружинников, болью и негодованием отозвался в сердце лешего.

– Ну что ж, Прошка, – взяв себя в руки, подчеркнуто спокойным тоном произнес Фрол. – Твоя сказочка про посла английского и дружинников поморских меня весьма позабавила. Расскажи-ка мне теперь подробненько об этом самом после и похождениях его московских: где был, где жил, с кем гулял, что пил и как безобразничал.

– Так вместе мы все веселились с послом этим: и я, и Басманов-младший, и Егорушка, вчерась убиенный, и Хряк, и Охлобыстя…

Прошка, не скупясь на детали, рассказал об их разгуле в Москве. Каждая мелочь из его рассказа намертво запечатлевалась в профессиональной памяти особника.

– А теперь, друг любезный, – обратился Фрол к опричнику, когда тот закончил свой рассказ, – ответь-ка мне на последний, решающий вопрос: что это за слово тайное, коим послы дверь в потаенное книгохранилище подземное откроют и находящихся там в карауле опричников книги в возки грузить заставят, и где перстень тот, ключом дополнительным служащий.

Прошка уже открыл было рот, но вдруг поперхнулся, закашлялся, а потом замолчал.

– Что ж ты язык-то проглотил, мил человек? – со зверской угрозой в голосе рявкнул Фрол.

– Так ведь убьешь ты меня после слов моих! – судорожно всхлипнул Прошка.

– Ни в коем случае! – сменил тактику угрозы на убеждение Фрол. – Уж теперь-то я тебя точно убивать не буду. Сам посуди, а вдруг ты мне соврешь и не то слово скажешь? Нет, друг, ты мне живой понадобишься. Вынесу я тебя из усадьбы Малютиной, как и обещал, под видом тела мертвого и отвезу к себе в убежище тайное. Оттуда молодцы мои пойдут библиотеку добывать, слово твое испытывать. А ты в заложниках ждать будешь. Ежели правду сказал – награжу тебя и отпущу на все четыре стороны, а коль соврал и людей моих повяжут – примешь смерть лютую, доселе невиданную. Так что думай быстро и отвечай правдиво!

Прошка, все еще дрожа от страха, подумал минуту, а затем глубоко вздохнул и выпалил:

– Слово то: «Иоанн и Елизавета»! А перстень-пропуск с яхонтом хранится у посла английского, о коем я тебе рассказывал.

– Ну, вот и хорошо, Прохор, а сейчас давай подготовимся к путешествию ко мне в гости. Подай-ка вон ту дерюжку!

Прошка с готовностью вскочил со стула, всем своим видом изображая усердие, суетливо подхватил дерюгу, подобострастно поднес ее Фролу. Фрол не спеша слез со столешницы, небрежным жестом протянул руку и неуловимым движением ткнул Прошке пальцем чуть пониже уха. Тот, мгновенно потеряв сознание, осел на пол. Фрол склонился над ним, аккуратно, чтобы не оставлять видимых следов, локтем передавил ему гортань. Через пару минут Прошка перестал дышать. Конечно, на месте Фрола Михась или любой из строевых бойцов не стали бы марать руки о столь ничтожного неприятеля, к тому же если они предварительно дали бы слово сохранить ему жизнь. Но у тайной войны иные законы, чем у открытой схватки, и Фрол просто не мог рисковать результатом всего похода, оставив в живых врага, который, несомненно, рассказав о допросе, сорвал бы все дальнейшие действия леших по спасению библиотеки. Выносить же Прошку отсюда тоже было нельзя, поскольку таинственное исчезновение осведомленнейшего человека заставило бы Малюту тут же изменить и пароли, и сроки, и весь план вывоза библиотеки, или даже перепрятать ее в тайниках обширных кремлевских подземелий. Единственный риск заключался в том, что Прошка мог соврать и сказать не тот пароль. Однако Фрол был весьма опытным особником, провел за свою карьеру не один десяток допросов, и он чувствовал, что Прошка, подвергнутый по всем правилам мощному психологическому давлению, сказал правду.

Теперь Фролу предстояло обставить дело так, чтобы не встревожить Малюту и компанию, не дать им повода отменить намеченные действия по библиотеке. Особник взял в руки пергаментный свиток, прочитал начало записи допроса. Там были стандартные фразы о том, кто, когда и кого допрашивает. Далее записи обрывались. Фрол подумал минуту-другую, взял перо, обмакнул его в чернильницу и, без труда подделывая корявый и маловыразительный Прошкин почерк, написал: «Установлено, что Фролка, Ивашкин сын, бывший писарь из Владимира, за пьянство уволенный, суть полный дурак и никакими сведениями, представляющими опасность государству, не обладает. Однако ж пропойцу сего подвергнуть наказанию смертному на всякий случай следует, дабы другим не повад…» Фрол на последнем неоконченном слове сымитировал росчерк дрогнувшей, бессильно упавшей руки. Затем он посадил Прошку, не имевшего на теле видимых следов насильственной смерти, за стол, опустил его голову на пергамент, уложил под руку как бы уроненное перо. Затем он взял под мышки высокого палача, которому сломал переносицу, положил его на пол рядом с какой-то скамейкой, стоявшей возле пыточных станков, расположив голову так, чтобы можно было подумать, что тот, упав, треснулся мордой о сиденье и повредил нос об его край.

Подготовив два тела к неизбежному приходу следственной бригады, Фрол сделал именно то, о чем он говорил Прошке: соорудил себе горб из тряпья, снял верхнюю одежду с трупа горбатого палача, напялил ее на себя, а раздетое тело завернул в дерюгу, подтащил к самой двери, приготовил к выноске. Затем он подошел к горну, в котором тлели угли и раскалялись пыточные инструменты, и закрыл вьюшку дымохода. Через час-другой подземелье наполнится дымом и причина смерти двух незадачливых допросчиков от угара будет несомненной, поскольку на Руси в городах и селах угорали часто и целыми семьями.

Теперь предстояло внести в картину последнюю деталь. Фрол выдрал из дерюги длинную толстую нить, отодвинул засов, открыл входную дверь, вытащил тело палача в коридор. Затем он, сделав петлю, накинул нить на рукоять засова и, держа нить в руке, вышел сам, прикрыл дверь. Фрол потянул сразу оба конца тонкой нити и почувствовал, как хорошо смазанный засов легко закрылся, заперев дверь изнутри. Он потянул нить за один конец, и она выскользнула из микроскопической щели между дверью и косяком. Теперь никому из будущих расследователей и в голову не придет, что закрыть засов мог бы кто-либо иной, кроме двух угоревших внутри неудачников. Особник взвалил тяжеленное тело палача на плечо и с трудом побрел к выходу из подземелья. За поворотом коридора он увидел двух стражников, безучастно дремавших возле самого выхода на ступеньках ведущей вверх лестницы. Он глухо загугукал, стражники сразу же вскочили, распахнули наружную дверь и посторонились, вжавшись в стенки, давая ему дорогу. Как и предполагал особник, они не стали пристально всматриваться ему в лицо, опознав с первого взгляда знакомый горб и одежду. Борода у Фрола была почти такая же, как у горбуна, а шапку он надвинул низко на глаза, вдобавок опустив голову.