Книга Крестный отец Катманду - Джон Бердетт

— Чанья?

Она опустила ресницы.

— Решила сделать тебе сюрприз.

Моя жена ждала приглашающей улыбки, и я ее не обманул. Теперь Чанья приняла смиренное выражение женщины, у которой в этом доме больше нет никаких прав, и в то же время пользовалась своими правами, чтобы тайком выискивать признаки присутствия другой женщины. Дом она уже, конечно, обыскала и сделала вывод, что здесь соперницы нет, поэтому все внимание сосредоточила на мне.

— Я тебе не помешала? — Тон был слегка жалкий.

— Нет, — ответил я. — Нисколько.

— Извини, Сончай. Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя одного в горе. Ты сильнее меня. Принял горе без обезболивающих. Не как я. Мне, чтобы поддержать себя, требовался монастырь, монахини, трудности, подъем в четыре утра и бесконечные фотографии мертвецов. Но все это время я думала о тебе. Меня поражало, что я люблю тебя больше, чем Будду. Даже выводило из себя.

Хотя голова Чаньи была обрита, она надела не монашеское одеяние, а майку и джинсы. И когда сняла майку и бюстгальтер, я увидел, насколько жена похудела, как съежились ее груди — так тяжело далась ей смерть Пичая.

— Не без обезболивающего, — поправил я Чанью, проглотив застрявший в горле ком. — С тех пор как ты меня покинула, я постоянно под кайфом.

— Сончай, мы еще слишком молоды, чтобы махнуть рукой на жизнь. Давай попытаемся еще раз.

Если ты, фаранг, когда-нибудь окажешься в подобной непростой ситуации, могу дать тебе совет: вспомни об учении буддизма, которое в большинстве случаев рекомендует идти по пути наименьшего сопротивления.

— Хорошо, — ответил я. И, раздеваясь, добавил: — Кстати, я купил «тойоту».

Глава 51

На следующий день мне позвонила Тара. Думаешь, дело в чтении мыслей на расстоянии, синхронности нашего мышления или волшебстве? Вот и я так не думаю. Видимо, Тиецин велел ей связаться со мной. Мы с Чаньей еще лежали в постели, и мне пришлось воспользоваться неприятной английской фразой: «Извини, я не могу сейчас разговаривать». А затем добавить тоном, не предвещающим ничего хорошего: «Перезвоню позднее».

Чанья приподнялась на локте, полная подозрений, погладила меня по лицу, лизнула в ухо и промурлыкала:

— Кто это был, тилак? Можешь мне сказать, ты же знаешь, какой я чувствую себя виноватой. В этом безмятежном состоянии духа, которому меня научили монахини, я способна простить все, что угодно. Кто это был?

Как тут было поступить иначе и не сыграть роль, предписываемую священным законом? Да, я рассказал жене о Таре. Да, подробно описал, каким в то время был несчастным и отчаявшимся. Но ни словом не обмолвился, что до сих пор очарован тибетской дакини. Говорил о Таре только как об опытной женщине в постели. И признавался себе, что моя исповедь — прекрасный образец заурядного лицемерия. Бритоголовая Чанья легла на спину — женские черепа намного изящнее мужских — и минут пять лежала, не говоря ни слова. А я смотрел на ее измученное голодом тело, следил, как колышется ее живот и вздымаются и опускаются ее теперь такие маленькие груди.

— Ты все еще ее любишь?

— Разумеется, нет.

— Для копа ты совсем негодный враль. — Чанья окинула взглядом свое тело. — Видишь, я держу себя в руках. — Она почти радовалась доказательству своего духовного прогресса. — Удушающая ревность — это темное чувство, словно соя, которую передержали в закваске. Я от него свободна. Удивительно. Спасибо тебе, Сончай.

— Ты уверена? Бывало, ты…

Ничто не предвещало этого всплеска: хрупкое тело Чаньи молниеносно взвилось, и — бам! — она со всего размаху залепила мне по правой щеке.

— Зачем ты это сделала?

— Чтобы легче было простить. Извини, тебе больно?

Врезала она мне очень даже прилично. Я все еще потирал щеку, когда снова позвонила Тара.

— Прошу прощения, детектив. У меня нет денег. Мне надо с тобой поговорить. Перезвони.

Лицо Чаньи напряглось.

— Перезвони ей.

— Не буду.

— Нет, будешь.

— Что я скажу?

— Скажешь: ко мне вернулась жена, а с тобой, куколка, у меня все кончено.

Я нашел номер в памяти телефона и позвонил Таре.

— Слушай, Тара, мне надо тебе кое-что сказать. Вчера вечером возвратилась жена, и мы решили попробовать все сначала. Сейчас мы в постели. Прости.

Последовала пауза.

— Тебе не за что просить прощения. Поздравляю. Я хочу поговорить с ней.

Я отнял аппарат от губ и мимикой дал понять Чанье, что Тара хочет поговорить с ней. Жена так же мимикой ответила: «Очень мне надо разговаривать с твоей гималайской шлюшонкой». Я пожал плечами.

— Она говорит по-английски? — спросила Тара.

Внезапно Чанья заинтересовалась, что это за тибетская миа мой, то есть младшая жена, которая имеет наглость в классическом эпизоде из «мыльной оперы» с любовным треугольником обращаться непосредственно к главной жене. Я снова пожал плечами и подал ей телефон. Чанья несколько раз ответила «да», потом замолчала. Минут через пять бросила на меня любопытный взгляд и сказала в трубку:

— Все правильно. Я только что провела месяц в буддийском монастыре. Она вдруг встала, испуганно, но с интересом покосилась на меня и вышла из комнаты. Я слышал ее голос во дворе, но слов разобрать не мог. Беседа продолжалась еще минут двадцать — Чанья в основном слушала, а Тара говорила.

Затем жена долго принимала холодный душ и наконец вернулась в спальню. Я, нервничая, ждал, что произойдет дальше. На лице у меня было одно из тех нелепых выражений, которым мы научились в школе: «Я ведь не сделал ничего плохого, правда?»

— Ложись, любовник, — нежно проговорила Чанья. — Теперь для полного искупления вины тебе нужно только отвечать, так я делаю или нет. Где точно этот нерв? Должен быть где-то между анусом и яйцами. Получается?

— Да, но предполагается, что сама ты кончать не будешь.

— Я и не хочу, Сончай. Больше никогда не буду. Эта твоя подружка — очень здравомыслящий человек. Должна признаться, я так долго не возвращалась из-за сомнений, желаю ли снова погрузиться в плоть. А по-настоящему мечтала об одном: идти с тобой по духовному пути. Видимо, Будда послал твою подружку в качестве ответа. Если я давлю вот здесь — это то, что надо?

— Чуть ближе, — пробормотал я. — Она дала тебе мантру?

— Да.

— Что это за мантра?

— Не скажу.

— Только постарайся время от времени обо мне вспоминать. Знаешь, наслаждение — довольно безликая вещь.

— Слава за это Будде. — Тело Чаньи обрело первобытный ритм. — Ты должен выслать ей деньги за звонок. Бедняжка совсем нищая. Надо же, с такой головой совсем не иметь денег. Она все про меня поняла. Одним телефонным разговором изменила мою жизнь.