Книга Печать Медичи - Тереза Бреслин

Мы потеряли шестерых, и одним из них был Федерико. Нам пришлось крепко держать Стефано, порывавшегося вернуться на поле боя и найти товарища. Они с Федерико дружили с детства и мечтали вернуться в Кестру воинами-победителями, нагруженными сокровищами.

— Хорошему бойцу стоит сохранить жизнь! — заметил Шарль. — И если у ваших парней есть хоть доля разума, они сделают то, что сделает любой оставшийся в живых: согласятся воевать на стороне Папы.

— Значит, переход на сторону противника — вполне обычная практика? — спросил потрясенный Паоло.

— Для наемника — конечно! — ответил Шарль. — Это его работа. И он переходит к тому, кто больше заплатит, или к тому, на чьей стороне победа. — Он хлопнул Паоло по спине. — Пойдем-ка поищем какой-нибудь еды! Я бы запросто умял сейчас целого жареного барашка.

В отличие от Мирандолы, жители которой голодали, в Ферраре еды было полно. Город находился в нижнем, широком течении По, недалеко от моря, и до тех пор, пока герцог Альфонсо сохранял твердый контроль над водными путями, снабжение оставалось бесперебойным. Перед угрозой осады феррарцы создавали обширные запасы продуктов, чтобы в случае чего прокормить и собственный гарнизон, и прибывающие французские войска. Уже несколько месяцев подряд инженеры возводили баррикады, ломая дома и усиливая линии обороны. Стены были теперь втрое шире обычных благодаря мощным земляным укреплениям. День и ночь пылали огни в литейных мастерских герцога Альфонсо: там отливались пушки и снаряды. Он был увлечен этим делом. Я слышал, что даже в день свадьбы с прекрасной Лукрецией он провел несколько часов в своих литейных мастерских. Теперь же это его пристрастие сослужило неоценимую службу народу. Спустя всего несколько недель после падения Мирандолы герцог приказал отвести артиллерию вниз по реке По, чтобы испытать фортификации Ла-Бастии. Вместе с отрядом Паоло я тоже отправился туда: могла понадобиться наша помощь.

Там произошла стычка, которая чрезвычайно развеселила Паоло. Герцог был хитрым и осторожным человеком и не стал безрассудно ввязываться в серьезную конфронтацию, так что посланные против него папские войска были отброшены.

Он вернулся в Феррару героем. Даже маленькая победа после долгой зимы поражений и растущего отчаяния стала поводом для радости. Люди вышли на улицы и приветствовали своего храброго герцога, который защищал их от диктата Рима.

В бою при Ла-Бастии Паоло был ранен из мушкета: пуля застряла у него в бедре. В армии были военные врачи — фельдшеры и хирурги, проводившие ампутации, но их репутация была такова, что Паоло попросил меня лично заняться его раной. Обычно подобные раны лечили горячим маслом, но в Павии студенты-медики говорили и о других способах. Опираясь на эти разговоры, а также на бабушкины методы врачевания, я извлек пулю, вычистил рану солью и перевязал ее мхом. Она зажила без заражения, хотя и оставила после себя шрам.

Стараясь не обращать внимания на беспокойство, которое доставляла ему эта рана, Паоло воспринимал ее как знак мужской доблести. После двух боев он готов был считать себя ветераном. Все надежды Элизабетты на то, что брат утратит свой пыл, побывав в настоящем сражении, оказались напрасны.

Паоло чувствовал себя все бодрее благодаря мужскому товариществу, которое лишь крепло в очередных испытаниях. Он начищал свой клинок и просил Элизабетту нашить больше перевязей, так как те, что были на нас, уже совсем изорвались и испачкались.

Она прислала ему вексель, которым он смог подтвердить один из взятых займов. Я обратил внимание на то, что он не показал мне ее письмо. Я мог только догадываться, о чем она пишет. Но из ее письма ко мне я понял, что она переживает из-за того, каким образом брат распоряжается их финансами.

Конечно, она не стала бы открыто осуждать его, но я чувствовал ее озабоченность и тревогу.

«Паоло сделал столько займов под залог нашего имущества, что мы оказываемся очень уязвимыми перед кредиторами».

Наверняка она написала ему что-то подобное, потому что, когда я спросил его об этом, он воскликнул:

— Я говорил Элизабетте, что французская армия непобедима! Франция гораздо больше тех крохотных государств, которыми владеет Папа Юлий. Французы могут снова и снова пополнять свои ряды. А кого позвал на помощь Папа? Испанцев? Ха!

Мы набрали в «Красные ленты» новых бойцов, и у нас не было проблем с добровольцами. Когда они видели, что, несмотря на наше нынешнее бездействие, у Паоло есть деньги и он будет платить им, даже если воевать предстоит не завтра же, они немедленно вступали в наши ряды. Мне эти новобранцы совсем не нравились. Они были из другой части страны, говорили на грубоватом диалекте и были менее послушны, чем те бойцы, которых мы потеряли под Мирандолой. Мы не были уже тем отрядом братьев по оружию, что покинул когда-то Кестру, окрыленный надеждами. Однако Паоло был счастлив из-за того, что его отряд значительно разросся и все предвещало скорую битву.

Через разведчиков французы получили известия из Болоньи. Горожане собирались восстать против папского наместника, как только Папа возвратится в Рим. Нас просили быть готовыми к тому, чтобы оказать им помощь.

Между тем жителям Феррары казалось, что битва уже выиграна.

Даже в Великий пост герцогиня Лукреция устраивала пышные празднества и развлечения для солдат. А уж после Пасхи она объявила о начале праздничного сезона в знак того, что власть Папы над Романьей ослабевает. Незадолго перед тем умер Шарль д'Амбуаз, наместник Милана. После короткого траурного периода, который она сочла достаточным, Лукреция объявила о проведении гранд-бала в честь молодого французского командующего Гастона де Фуа, герцога Немурского.

На бал были приглашены все армейские офицеры.

В том числе и я.

Так я опять оказался рядом с Лукрецией Борджа. В последний раз я видел ее во время свадебной церемонии, но тогда мое внимание было сосредоточено на другом: по заданию Сандино я должен был найти священника, у которого хранилась та самая печать, которая до сих пор висела у меня на шее. Но хотя в то время я был всего лишь мальчишкой, прекрасная Лукреция тогда очаровала меня так же, как и сейчас.

Несмотря на многочисленные роды и тяжелые беременности, она сохранила стройную фигуру юной женщины. Она была очень красива и носила роскошные наряды. В народе поговаривали, что несколько придворных портных работали не покладая рук днем и ночью, чтобы ее платье всегда соответствовало последнему писку моды.

— Она хочет ослепить французов своим блеском! — услышал я в тот вечер слова одного из придворных.

— Давайте будем благодарны за то, что они поддаются на ее хитрость, — ответил его собеседник. — Ведь все мы находимся куда в большей безопасности, пока французы настроены защищать прекрасную даму в столь трудный для нее час.

Я наблюдал за ней издалека. Она говорила по-французски совершенно свободно. В отличие от Грациано я не обладал ни врожденной способностью, ни приобретенным умением флиртовать, но видел, как герцогиня одновременно опирается на руку одного офицера, склоняет голову к другому и при этом весело смеется, беседуя с обоими. Впечатление, которое она производила на этих мужчин, было мгновенным и очевидным.