Книга Пепел и золото Акелы - Александр Логачев

Лифт начал спуск с последнего этажа. "3", "2" – загорались лампочки.

Вообще-то запросто лифт мог прикатить не пустой. Рассуждения рассужденьями, но вдруг на каждую кабинку бригадир вензелевцев выделил по бойцу, в обязанности которого входит просто кататься с этажа на этаж? И Пепел опустил руку поближе к стволу.

"1", "0". "0" – это их цифра.

И разошлись створки лифта. Никого. Трое, инстинктивно стараясь не греметь каблуками, зашли в кабинку, в которую при желании можно загнать легковой автомобиль.

Пепел втопил кнопку "3". Как медленно сходятся дверцы. Поехали. Опять же крайне медленно поехали, тягуче, будто остатки шампуня из флакона, словно не три человека в кабине, а три БМП. Ничего не поделаешь, лифтяра грузовой, такому не положено торопиться, конструкторы не велели.

Миновали первый этаж.

А на втором лифт остановился. Пепел предполагал, что здешние лифты запрограммированы реагировать на все вызовы по пути следования; теперь он в этом убедился. И сложил руки на животе, чтоб в случае неприятных сложностей ладони оказались как можно ближе к ребристой рукояти.

Двери разъехались. В лифт ввалилась троица. Все, как на подбор, сотрудники в сером. Два сержанта и летеха. Что в любой ситуации радости вызвать не может, тем более, сегодня, тем более, сейчас.

– На третий едем? – спросил сержант, увидев утопленную кнопку "3". – А нам на третий.

И потянулся к кнопке «2».

У летехи запиликал мобильник.

– Извини, старик, – сказал летеха, глядя на Пепла. И, опередив своего сержанта, втопил кнопку «стоп». – Мы на службе. Ща, только узнаю, вниз или вверх нас вызывают. – И – мобильному абоненту: – Да?

Замолчал, слушая. А сержанты пялились на женщин, не столько на фейсы, сколько ниже. Разве что слюни не пускали, разве не облизывались. От сержантов попахивало не потом, а покрепче – дружественная буфетчица?

– Как?.. Ориентировка?.. Ожогов Сергей, особо опасен? По оперативным данным находится в Ледовом? Записываю, записываю. Рост средний, волосы... дыбом, говоришь? А ноги колесом? Я понял, что шутка. Ха-ха, смешно. Шатен, стрижка короткая. Может быть, вооружен? А кто нынче безоружен? А при оказании сопротивления чего?.. Понятно.

Ногой лейтенанту по причиндалам, летеху сгибает пополам, потом удар левой рукой короткому сержанту в кадык и, без остановок, второму, длинному сержанту пальцем в глаз. Потом рукоятью ствола по спрятанным под фуражками макушкам, чтобы уставные опилки надолго осели на дно черепов...

– Чего там, старшой? – Длинный сержант оторвал наглый взгляд от бедер Сони.

– Да, обычная мутотня, ориентировка. – Летеха засунул палец в ухо и с удовольствием начал там ковыряться, будто вывинчивая только что полученное цэу.

А Пепел остановил прокрутку в уме боя на ограниченном пространстве.

– Чего делаем, старшой? – подал голос короткий сержант.

– Едем, куда ехали. Надо нам фигней маяться – бегать за каким-то обломом? Тут половина дворца опасна и особо. Верно?

В поисках моральной поддержки летеха взглянул на Пепла. И задержал внимательный взгляд. Глазки по-паучьи цепко ощупали скулы, нос, надбровные дуги... снизу вверх, словно при шмоне.

– Я вас узнал, – вдруг растерянно сознался летеха.

Пепел выхватил ствол, уткнул лейтенанту в живот. Сержантам, у которых поехали вниз челюсти, категорический приказ: «Волыны на пол, ногой ко мне, потом на колени, руки за голову! Или я убью его! Быстро, считаю до двух...»

– Вы – новый солист группы «Ногу свело», я видел вас у входа, вы еще нашему майору расписались, – гордый за свою зрительную память, сказал лейтенант МВД.

И Пепел вновь остановил в уме прокрутку, которую чуть было не начал воплощать в действительность.

– Вам тоже расписаться? – с явной неохотой предложил новый солист старой группы. Теперь его примятый прикид в сумме с жеванными одежками дам рождал в служивых слюнявую зависть.

– Не надо. – И летеха наконец вдавил кнопку "2". – Я не собираю. Я уважаю вещевую память. Вот если какую-нибудь вещь на память…

Вздохнув тяжко, Пепел вытащил из кармана авторучку, оставшуюся от погребенного вместе с золотыми россыпями под рухнувшим домом банковского стратега, и вручил лейтенанту. Тот наконец оторвал взгляд от Сергея и перевел на подарок. Стал вертеть ручку так и этак, щелкать и пытаться раскрутить. «По типажу ребенок, – решил Пепел. – Только детям не терпится вскрыть игрушку, чтобы узнать все тайны сразу». Сержанты же не смотрели на Пепла вовсе, они пучили глаза на женщин.

Лифт – этот медлительный, неповоротливый, тяжелый транспорт – все-таки добрался до второго этажа и выпустил на свободу милицейскую бригаду. Воздух в кабине враз посвежел, как после грозы.

* * *

Вове Майонезу не повезло. По юности он крепко западал на андеграундный рок и первостепеннейшим занятием считал вписаться в какой-нибудь подпольный сейшн. Конечно, случалось, и винтили, но чаще приходил юный Вова под утро домой с горящими глазами.

Он вживую видел Сологуба и Цоя, «Мифы» и «Зоопарк», сам на гитаре бряцал трехаккордовые песенки, гоношил дружков создать свою группу. Потом пришла пора рок-фестивалей, прессы, только про питерский рок, панков и хиппарей и пишущей, и всесоюзной славы Гребенщикова. А Вову призвали и постригли. Так ему и не повезло вживую увидеть легендарное «Воскресенье» – «По дороге разочарований Снова очарованный пойду. Разум полон светлых ожиданий, Сердце чует новую беду».

После двухлетней почетной обязанности вернулся Вова в совсем другой город и не нашел старую тусовку. Прибился к другой компании, стал держать пьяные углы, качать железо да крышевать хачиковские ларьки – «До чего же вновь меня тревожит Голос, что зовет из темноты: „Путь еще не пройден, век не прожит, Тою ли дорогой ходишь ты?“»

Разок чуть не сел, да папик отмазал, и вот теперь наверху вживую выступало «Воскресенье», а Майонеза в приказном порядке сослали в подземелье, не повезло. Но еще матовей не повезло Вове Майонезу, что не вовремя отскочил по нужде, а когда вернулся, трое из его команды оказались размазаны в паштет между труб и вентилей. И тут же Вову атаковало пяток незнакомых бойцов в зеленых одинаковых закатанных до локтей рубашках, но не скинхеды – «Слышу голоса, что вечно правы, И пугаюсь этой правоты. Для того роса, чтоб лечь на травы, Поутру с росой растаешь ты».

Первая обойма кончилась у отступавшего по подвальному лабиринту Вовы пять минут назад, он палил не прицельно, а лишь пытался стряхнуть с хвоста преследователей. Вторая обойма вышла минуту тому, опять даже зацепить никого из загадочной пятерки не повезло. В третьей и последней обойме оставалось четыре патрона, Вова был зажат в закутке, отходы из которого простреливались, к гадалке не ходи, а враги засели на площадке как раз за четырьмя похожими на асфальтоукладчики выкрашенными в желтый механизмами и сыпали пулей, будто пшеном на свадьбе.