Книга Ок-но - Максим Дегтярев

– Отказывается со мной разговаривать. Он недолюбливает репортеров?

– Ему одиннадцать месяцев! – возмутилась Луиза. Ей показалось, что я намекаю, что ее чадо отстает в развитии. – В этом возрасте дети редко разговаривают с репортерами.

Затем она обратилась к Рошу на языке, который я не понимал. «У-лю-лю, гу-гу-гу, ай-ай-ай» и прочее. Рош понимал ее превосходно и даже отвечал, – не смотря на то, что рот у него был занят соской.

– Теперь ваша очередь, – сказала мне Луиза, накормив сына и утерев ему физиономию салфеткой с вышитым астронавтом.

Рош улыбнулся. Он знал, что в бутылочке ничего не осталось.

– Хорошо бы провести дегустацию поближе к… – и я очертил в воздухе круг диаметром двадцать пять сантиметров. Этот стандарт известен и на Ундине.

– Вы же в УНИКУМе, – усмехнулась она. – Впрочем, надеюсь, все обойдется.

Кухня была самым обжитым помещением в доме. Это была даже не кухня, а, скорее, небольшая лаборатория, где можно было увидеть ундинскую флору во всех ее стадиях, начиная с крохотных проращенных семян в банках с вонючими удобрениями и кончая холодным супом в холодильнике размером с Янин кабинет. Суп мне не достался – ни холодный, ни горячий. Луиза вынула из микроволновки тарелку с высокими краями и поставила передо мной на стол, дала ложку. Я попросил хлеба – сказал, что без хлеба, я даже макароны не ем. Она ответила, что хлеб, как продукт посторонний, может повлиять на исход эксперимента, поэтому я его не получу, тем более, что хлеба в доме нет. Я смирился.

В прозрачном бульоне плавали стебельки и упругие шарики, похожие на оливки.

– Вегетарианский? – уточнил я.

Она подтвердила. Насколько ей известно, ундинскую живность еще никто на вкус не пробовал. И вряд ли в ближайшем будущем кто-то станет ее пробовать.

– А разводить не пытаетесь? – спросил я.

– Кого?

– Ну не знаю. Ундюков каких-нибудь…

– На нашей ферме мы занимаемся только растениями.

Оливки (или ундивки – как я назвал их для себя) по вкусу напоминали сырую речную рыбу, которую я ел на курсах по выживанию. Безвкусные стебельки если не соскальзывали с ложки, то противно застревали в зубах. Луиза сказала, что сыта и обойдется одним чаем. Нельзя сказать, что это придало мне уверенности.

Луиза провожала взглядом каждую ложку. Уголки ее рта поднимались, и, чтобы скрыть улыбку, она морщилась, будто бы обжигаясь горячим чаем. Медленно орудуя ложкой, я размышлял, как скоро мой желудок придет к выводу, что оливки-ундивки ему не по вкусу. И в какой форме он это выразит. Нет, дожидаться не стоит. Главные вопросы надо задать прямо сейчас. Я спросил:

– Вам удалось выяснить, какова была настоящая причина отказа?

Она переспросила, о каком отказе идет речь. Я пояснил:

– Комиссия по заселению не давала вам разрешение поселиться на ферме. Вы сказали, что на самом деле причина была не в ребенке, хотя формально отказ основывался на том, что вам будет трудно совмещать уход за ребенком с работой на ферме.

Ей не хотелось об этом говорить. Кое-как я вытянул из нее, что в комиссию по заселению пришло анонимное письмо, в котором сообщалось, что во время ее предыдущей практики на селекционной ферме она то ли допустила халатность, то ли умышленно подделала результаты работы по выведению каких-то там ундинский плодоносов. Луиза не отрицала, что один раз она ошиблась, неправильно истолковав указание старшего агронома, но это была просто ошибка, какие случаются у многих. Халатностью это назвать было нельзя, тем более – умышленным подлогом. Луизе совершенно непонятно, кому понадобилось сочинять эту анонимку, в которой, кроме обвинений в некомпетентности, содержались обвинения буквально по всем пунктам, существенным для вынесения окончательного решения пускать ее на ферму или нет. Если бы, скажем, ей требовался кредит для покупки дома, то автором анонимки мог быть кто-то из тех, кто так же добивался кредита. Но кредит ей не требовался. Опять же, откуда автор анонимки узнал об ошибке, случившейся чуть ли не за год до подачи заявки. А кто мог знать? – спросил я. Два три человека с кем она тогда работала, но они ее друзья и у них нет ни единой причины желать ей зла. Жоржу вряд ли пришло бы в голову рассказывать посторонним об ее ошибках. Нет, сколько бы она ни думала, ни малейшей идеи относительно личности автора у нее не появилось. Впрочем, как только ей удалось переубедить комиссию, она перестала думать об анонимке. Ей и без того было над чем думать. Ундиква никак не всходила, а у Роша оказалась аллергия на какую-то пыльцу. К счастью, обе проблемы удалось решить.

– Почему вас это интересует? – спросила она. Настроение я ей определенно испортил. Я чувствовал, как на лбу выступает испарина.

Все-таки это Кастен.

Не поднимая глаз, я гонял по дну тарелки одинокую ундивку. Испарина на лбу меня выручила. Наблюдательная Луиза спросила:

– Как вы себя чувствуете?

Я сказал, что суп был замечательным, и заглотнул последнюю ундивку. Она чудом попала в то горло. Тем временем Луиза сама нашла ответ на вопрос, почему меня интересуют обстоятельства ее переезда на ферму.

– Неужели, – сказала она, – мне пытались отмстить за гибель станции?

Она не услышала от меня ни да, ни нет. Мне не хотелось, чтобы она сопоставила анонимку и неожиданный билет на космический круиз, поэтому я спросил:

– Скажите, кроме той анонимки, были еще попытки чем-то навредить вам?

Нет, ей никто не вредил. Ундиква не всходила по собственной прихоти. Правда, есть еще радикально настроенные экологи, их организация протестует против колонизации планеты. Раз уж им не удалось воспрепятствовать заселению планеты, они требуют хотя бы не внедряться в биосферу Ундины. Жить в максимально изолированных городах. Влияние экологов очень велико, они – одна из причин того, что количество ферм ограничено, отсюда, кстати, и высокий конкурс среди желающих переехать в ундинскую деревню. Но сомнительно, чтобы экологи опустились до анонимок. Ведь их основной лозунг – открытость. Они не ищут отдельных жертв, а действуют через правительственные организации и средства массовой информации. Конечно, им бы доставило удовольствие увидеть пустое поле, но вредительство – не их метод.

– Незнакомые люди вас не навещали?

– Наверное, вы первый. Вы, вероятно, заметили, что мы живем довольно замкнутым кругом. Ближайшие соседи еще находят время для общения, но на дальние поездки времени нет вообще. Из города сюда приезжают биологи и те же экологи, всех их мы хорошо знаем.

Луиза озабоченно переставляла посуду с места на место. Мне было пора уходить. Я уже выяснил, что хотел.

– Вероятно, моя просьбы вам покажется странной, – сказал я и одновременно стал помогать ей убирать посуду, – вы не могли бы уступить мне билет на круиз?

– Действительно странная просьба, – согласилась она.

– К сожалению, я не имею ни малейшего понятия, сколько может стоить этот круиз, но, вероятно, достаточно дорого. Я у вас его куплю, цену назначьте сами.