Книга Великий Сатанг - Лев Вершинин

Вот почему пришлось пригласить так, как пригласили.

Но теперь все будет хорошо. Люди окраин готовы поделиться с людьми подвалов и своей мечтой, пронесенной сквозь годы, и былью, в которую она обратится со дня на день…

– Вот и все, дорогие мои, — просто заключает Эльмира.

Но пленники смотрят не на нее. А на три косых креста, вкопанных в землю в тридцати шагах от шатра. Кресты велики, каждый — в полтора человеческих роста; сделаны из ржавых металлических труб, накрепко связанных проволокой. И к каждому прикручен человек. Вернее, человек — лишь на одном. Но скоро и он станет обвислым куском мяса, облепленным мушней и мошками, подобно висящим слева и справа от него…

Быть может, удайся подвальным перекинуться хоть словцом с собратьями, привлеченными к совместному с людьми аршакуни труду раньше, они бы прислушались к доброму совету носильщиков. Но так не случилось. И поэтому они не могли знать, что зрелище это хоть и отвратительно, но не страшно.

Нечего бояться человеку, имеющему мечту и волю к ее воплощению. Если же человек слаб, он мертв; если лжив — мертв вдвойне…

Все очень просто. Проще некуда. Но подвальные соображают туго. А посоветовать беднягам некому.

– Сука! — сиплым басом выкрикнул один из подвальных.

Он был не прав. И ясный серый свет под разлетом серебристых бровей мгновенно потускнел, уподобившись крысиной шкуре.

– Ты назвал меня сукой? Ты, подземная плесень, посмел назвать меня сукой?..

Каждое слово падало четко, слог за слогом, вовсе не громко, и всадники, в отличие от подвальных, с детства знающие Старшую Сестру, попытались сделаться незаметными.

– Ты, не имеющий мечты, посмел?..

Темные, в кровавых прожилках глаза, обрамленные безресничными веками в гнойничках ячменей, не опустились.

– Убьешь? Убей. В неволю не пойдем.

– Не просто убью, — задушевно, как лучшему другу, сообщила Эльмира, и дозорные, понимающие цену слов, побледнели.

– Ясное дело, — понятливо согласился подвальный. — Об чем речь? У тебя, вишь, аж два резака, у меня — ни одного…

– Бери любой!

В единый миг оба клинка покинули ножны и веревка, охватывающая короткую шею красноглазого, упала наземь.

– Ну!

В следующий момент мечи скрестились.

Подвальный оказался не прост. Возможно, ему довелось пожить в башне и он сбежал оттуда, сманенный вольным зовом руин? Или обучился чему у диких, занявших берега лимана? Они неохотно принимают чужаков, но подчас случается и такое…

И Эльмире, полагавшей, что схватка завершится на втором, много — третьем ударе, пришлось повозиться; подвальный не боялся смерти и очень хотел убить; он не желал помогать мечте людей аршакуни… Единожды ему удалось даже задеть клинком тонкое предплечье, и вдоль загорелого локтя потекла тоненькая алая слезинка, но сразу вслед за этим короткий меч Старшей Сестры описал затейливую кривую, похожую на многократную восьмерку, и липкие колтуны бороды расцвели багрянцем.

Кончик бугристого, в рытвинах и прыщах носа был отсечен начисто.

Еще один радужно сияющий просвист. Ухо… Второе…

Подвальный взвыл, кружась на месте.

Четвертый и пятый удары, неподражаемо, почти неправдоподобно скользящие, аккуратно срезали ему брови.

Шестой и седьмой — щеки.

Восьмой — уколом — пошел в пах.

– Уууббей, шшука! — взбулькнул подвальный, выронив меч.

– Нет. Рано, — отозвалась Старшая Сестра.

Меч ее гудел и шелестел, медленно, словно капусту, обрывая подвального. Слой за слоем. Обтесок кровоточащего мяса корчился и кувыркался, пытаясь увернуться от неутомимо жужжащей боли. И семеро подвальных, ничем не оскорбивших Старшую Сестру, созерцали кару, уподобившись застывшим в степи сусликам. По глазам их было видно: они уразумели все и готовы стать хорошими, не замысляющими побега носильщиками…

– Нннеее… нннааа… — содрогаясь, сипело на траве то, что было недавно злым и глупо-дерзким подвальным. — Бууу… ууу… меее… ааа… хооо… ууу… мечтать!

Последнее слово выскочило звонко и внятно, словно один из кровавых пузырей на губах, лопнув, выпустил его на волю.

Старшая Сестра опустила меч.

Обвела медленным взглядом связанных, не обделив ни единого искоркой серо-голубого сияния.

– Я не верю ему, друзья. Он говорит, — Эльмира прислушалась, — что будет мечтать. Что уже хочет мечтать… А я не верю. Мечту не вбивают в сердце острым железом. Мечта — это крылья. И трижды мертв не имеющий мечты!

Клинок подпрыгнул — и маленькое багровое, отделившись от большого багрового, покатилось по жаркой траве, окрашенной во влажный осенний блеск кленовых рощ.

– Вымыть и накормить! — приказала Эльмира.

И старшой дозора ретиво дернул намотанную на запястье веревку, приглашая новых носильщиков следовать за собой. Туда, где их умоют, накормят и дадут место для сна.

Людям аршакуни пристало быть гостеприимными с младшими братьями, знающими цену свободе…

Глава 5 «Хочешь или нет, а они останутся с тобой…»

Земля. Месяц медовой капели. Обитель

16 июля 2233 года по Галактическому исчислению

Глухарь токовал совсем близко, в полную силу, но даже зоркие глаза охотника не могли разглядеть его в предрассветном сумраке чащобы. А! Что-то шевельнулось среди мохнатых еловых лап. Так и есть — вот он, глухарь, весь виден. Всегда так бывает: смотришь, смотришь — нет птицы! А ведь точно знаешь — тут она. И вдруг — видишь. И диву даешься: ведь в то самое место и смотрел, а не различил…

Ну, правду сказать, теперь попривык. Навострился. Это Лесные, с которыми Старый любит по ночам потолковать, глаза поначалу отводили. Не принимали за своего. Нынче — ничего, подобрели, признали: бери, стреляй, коли глаз верен и рука не дрожит. Свыклись, понимаешь. Опять же и Водяные, на что уж нравные, а пошли на попятный: ладно, чур с тобой, пришлый: закидывай крючок, кидай острогу. Но уж не обессудь: что добыл, с того отдай долю.

Спасибо Старому. Научил. Надоумил. Не дал пропасть.

Не сводя глаз с птицы, охотник ждал. Вот глухарь снова заскрипел, вытянув шею. Бить? Нет. Неудобно пока. Сбоку надо бы зайти. Смолк глухарь, подняв голову. Настороженно прислушался. И охотник тоже замер, не шелохнется, ждет, пока новую песню заведет хвостатый. Тихохонько отпрыгнул влево и снова притих. Ближе и ближе к птице. Вот! Теперь хорошо бить, удобно: глухарь шею вытянул, крылья растопырил.

Снизу, под самое крылышко целить надо…

Дождавшись еще одной песни, охотник осторожно поднял лук. Тяжелая, со стальным наконечником стрела ударила точно. Большая черная птица, обламывая мелкие сучки, рухнула на грязноватые остатки талого, усыпанного хвоей снега. Охотник кинулся на нее, придавил. Зевать никак нельзя: бывает и так, что подраненная птица вскинется да и улетит. Это со стрелой-то в боку! И гоняйся потом за ней по всему лесу, да и не за ней уже, а за стрелой.