Книга Школа суперменов - Сергей Гайдуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За дверью — Маятник с охраной, и Бурый, тихо матерясь, натянул штаны, еле втискивая в них обеспеченную близняшками эрекцию.
Вошел Маятник и, не обращая внимания ни на взбудораженную постель, ни на близняшек, ни на Бурого с его эрекцией, командным тоном объявил в пространство:
— Нет, ждать не будем. А вдруг он так и не явится? А вдруг эта сучка сбежит? Нет, рисковать не будем. Поедем прямо сейчас, возьмем ее, обработаем как следует и узнаем, где затаился ее приятель. Вот так.
— Когда поедем? — спросил Бурый, которому сейчас больше всего на свете хотелось шарахнуть Маятника по тупой башке.
— Завтра. С утра, — объявил Маятник прежним тоном полководца, отдающего последние распоряжения перед битвой. — Соберемся и...
Мысль о предстоящей операции его явно вдохновляет. Бурого — наоборот.
И когда Маятник торжественно удалился, сестричкам пришлось основательно потрудиться, чтобы вернуть Бурому утраченное настроение.
Настя вылезла из троллейбуса и шла мимо детской площадки — мокрый серый песок и капли дождя, стекающие с грибка песочницы. Брошенное пластмассовое ведерко с треснутым дном. Какой-то ребенок бросил его и убежал домой. Потому что убежать от дождя было важнее. Знакомое чувство.
И как ребенок потом вернется за ведерком, так вернулась и она. Потому что невозможно все время бегать — от себя и от брошенных в Волчанске призраков.
Она шла и улыбалась помимо своей воли, потому что видела знакомые дома, знакомые асфальтовые дорожки, знакомые заборы... Умом она понимала, что улыбаться здесь нечему, что все это лишь декорации, в которых дважды были разыграны потрясшие ее трагедии — сначала мама, потом Димка... Но Настя все равно улыбалась, хотя и сдержанно.
И что ужасает ее еще больше, что пронзает ее мозг словно отравленной стрелой — она выбежала из лифта, нажала на кнопку звонка и потом прыгнула на шею майору Афанасьеву, на шею своему отчиму...
Она не собиралась этого делать, она собиралась делать совсем другое. Однако Настя делает совсем другое, и одно полушарие ее мозга ошарашенно и презрительно наблюдает за дебильно-радостной реакцией второго.
— Господи, — бормочет Афанасьев. — Настя?!
— Папа, — шепчет она так тихо, чтобы самой этого не слышать.
— Откуда... Где ты была? — спрашивает Афанасьев. — Как ты вообще?.. Что с тобой случилось?
— Со мной? Что со мной случилось?
Она начинает говорить и говорит много, но когда четыре часа спустя отчим вышел вместе с ней из квартиры, чтобы поехать в гостиницу и забрать вещи, то Настя поняла, что так и не сказала главного. Того, ради чего она, собственно, и вернулась в Волчанск.
Отчим широкими шагами спешит к остановке, поминутно косясь ошалело-счастливыми глазами на невесть откуда возникшую дочь, Настя отвечала ему улыбкой и держала Афанасьева под руку...
И тут она поняла, что почти вот так же два года назад они шли на выпускной вечер в школу. Гордый отец и красивая дочь... Которым так хорошо вдвоем...
Когда Настя это поняла, то остановилась, отдернула руку, виновато посмотрела на отца, стерла улыбку с лица.
— Я не могу, — сказала она.
— Что?
— Я не могу!
— Что?! Почему?!
Хороший вопрос. Она не знала на него ответа и просто бросилась бежать прочь, оставляя майора Афанасьева стоять посреди двора с окаменевшим лицом и повисшими вдоль тела руками, из которых только что выпорхнуло его недолгое счастье.
Машины остановились в паре кварталов от гостиницы. Бурый пересел из джипа в «БМВ», мельком взглянул в лицо Маятнику и поразился, насколько напряженным и злобным оно было. Маятник сейчас выглядел старше своих лет, он ссутулился на заднем сиденье, теребя рукава пиджака и предвкушая... Что именно он предвкушал — для Бурого оставалось непонятным. Что за удовольствие в том, чтобы переломать кости девятнадцатилетней девчонке? Что это еще за месть? Несолидно как-то, несолидно. Но приказы в этой машине отдавал Маятник, поэтому Бурый оставил в стороне свои крамольные мысли и приступил к делу.
— Вы останетесь здесь, — сказал Бурый и добавил, чтобы его слова не звучали слишком нагло: — Наверное. А мы с ребятами съездим к гостинице, возьмем девку, вернемся сюда...
— Нет, — разжал губы Маятник. — Я хочу сам видеть...
— Нет резона вам светиться...
— Я лучше знаю.
— Риск все-таки...
— Никакого риска, — отрезал Маятник. — Сам говорил, она там одна. Говорил?
— Ага.
— Так откуда риск?
— Вроде ниоткуда...
— Значит, я поеду вместе со всеми туда... Проконтролирую, — с явным удовольствием выговорил Маятник.
«Ради бога, — подумал Бурый. — Контролируй все, что влезет. Недолго мне осталось терпеть твой контроль...»
Он вернулся в джип, успев по пути вдохновенно выругаться.
Машины снова тронулись с места и через пять минут остановились возле шестиэтажного здания с колоннами, чья песочно-желтая штукатурка под дождем приобрела темно-серый цвет. Вывеска над входом гласила "Гостиница «Заря».
— Двое со мной, — сказал Бурый, выбираясь из джипа и недовольно косясь на серое небо, моросящее холодными мелкими каплями. Он, двое его людей и водитель с раскрытым зонтом стояли на тротуаре и ждали, пока из «БМВ» вылезет Маятник. Однако Маятник медлил.
Сначала он медленно поставил туфлю на мокрый асфальт. Потом вытянул ладонь и ощутил, как сверху падают холодные капли. Оценил интенсивность дождя.
Маятник медлил, а на тротуаре стояли трое. Они мокли и ждали, чем закончится знакомство Маятника с местной погодой.
Маятник посмотрел на мокнущую троицу, на лужи в кругах от ударов капель, на собственную мокрую туфлю, на натянутую черную ткань зонта...
И он передумал.
Так же медленно он убрал туфлю в машину и сделал повелевающее движение холеной рукой, что значило: «Давайте-ка сами, без меня».
Бурый тяжко вздохнул, посмотрел на своих парней, и те поняли его чувства без слов.
Трое развернулись и быстро зашагали к гостинице.
Настя запрыгнула в первый попавшийся троллейбус, забилась в угол задней площадки и там неожиданно для себя разревелась. Все это было так нелепо, так неправильно, так недостойно... Стоило убегать два года назад, чтобы вернуться и не суметь ничего сделать, не суметь даже заикнуться... Она опять все сделала неправильно. Получается, что эти два года ничему ее не научили?
От обиды на саму себя она закусила палец, но продолжала реветь, потом поняла, что прокусила палец до крови, и тут уже совсем на себя разозлилась.