Книга Шахидка с голубыми глазами - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вспомни, может, психиатры как-то называли его между собой? К примеру, «шеф», «босс» или, скажем, «ментор».
Яна призадумалась. Я внимательно следил за ее лицом. Увы, ни о чем она не догадывалась.
– Как-то раз, – произнесла она медленно, – когда Матфей занимался со мной, в палату зашел Лука и сказал: «Тебя командир вызывает»… Нет, не так! «Командор».
– Командор?
– Да. Матфей извинился и сразу же вышел.
– Он скоро вернулся?
– Минут через пять.
– Как ты думаешь, он выходил с этажа?
– Да, он спускался вниз. Я услышала, как он открывает ключом и распахивает дверь, ведущую на лестницу. У этой двери особый звук, в нем стекло начинает дребезжать всякий раз, когда ее открывают.
– Много комнат на втором этаже?
– Две палаты, кабинет врачей, столовая и процедурная… Вот и все.
– А на первом, насколько я помню, приемное отделение и комнаты для охраны, – произнес я.
– Там еще кухня, – добавила Яна.
– Где же кабинет директора?
– Не знаю. Ничего похожего я не видела.
Мы помолчали. Может, психиатры общаются с «командором» по телефону? Но почему не по мобильной связи, что быстрее и проще?
– Командор, – произнесла Яна, прислушиваясь к ассоциациям, которые вызывали у нее это слово. – Должно быть, это молодой и сильный человек.
– Должно быть, так, – ответил я.
Мы приехали на Побережье поздним вечером, и я повел Яну к себе домой – там ей было безопаснее, чем где-либо еще. Вид моей неухоженной берлоги с засохшими следами многочисленных ботинок на полу, с взопревшей от былого потопа кухней, где стоял тяжелый запах подвального помещения, привел меня в уныние. И если бы не Яна, я, наверное, развернулся бы на пороге и поехал ночевать в гостиницу.
– Ты не переживай, – сказала она и, облачившись в мой короткий спортивный халат, принялась наводить марафет.
Она мыла, скоблила и чистила до глубокой ночи, и продолжала бы свое занятие до утра, если бы я ее не остановил.
Мы пили чай в большой комнате под мерное тиканье напольных часов. Яна загорелась желанием разыскать директора реабилитационного центра, и она вслух размышляла, спорила сама с собой и строила всевозможные версии. Я молча прихлебывал чай и поглядывал на нее с мучительным чувством, что обманываю ее, что поддерживаю ее святую наивность, и от этого мне было гадко и черно на душе. Вот сейчас допью чай, думал я, и скажу ей всю правду. Наверное, она будет плакать, будет страдать, но так будет честнее. И мне больше не надо будет лгать. И Яна избавится от своих по-детски восторженных и чистых представлений о святости поэтической души.
Но я допивал чай и трусливо наполнял стакан снова. «Вот второй допью – и все!» Но допивал второй и опять не мог решиться сказать правду. Как назло, Яна вдруг вспомнила какое-то малоизвестное стихотворение Веллса из его ранней лирики про тихую южную ночь, и я тем более не решился на тяжелый разговор.
Нет, так нельзя, понял я, когда Яна, обняв меня, уснула на моей груди. В древности гонцам, которые приносили плохую весть, отрубали головы. Если я скажу Яне, кто отправил ее на смерть, она возненавидит меня как человека, разрушившего ее идеал. Пущу-ка я ее по следу, как сыщика, пусть сама докопается до истины.
Утром, за завтраком, я сказал ей:
– Вот тебе домашний адрес и фамилия налогового инспектора. Это мой давний приятель. Зайдешь к нему домой, скажешь, что от меня, и попросишь дать всю информацию по реабилитационному центру.
– А какую информацию? – спросила Яна, глядя на листок.
– Кто его хозяин? Есть ли доходы? На какие деньги построен и содержится?
Надо было видеть, с каким энтузиазмом Яна взялась мне помогать! Она даже не допила кофе, вскочила из-за стола и побежала в прихожую. Я едва успел крикнуть ей, чтобы пользовалась только такси и ни в коем случае не садилась в частные машины.
А я тем временем узнал домашний адрес психиатра Лампасова, который устроил меня в реабилитационный центр. Время еще было раннее, и я надеялся застать его дома. У меня были веские основания считать его одной из ключевых фигур, связанных с подготовкой смертников, и потому я прихватил с собой «оперативный чемоданчик», как называл «дипломат», укомплектованный наручниками, цифровым фотоаппаратом, кипой протоколов допроса, Уголовным кодексом и прочей справочной литературой. Автомат туда не поместился, и я положил оружие в обыкновенный продуктовый пакет.
До улицы Халтурина я добрался быстро и уже в восемь часов десять минут позвонил в дверь.
Открыла молодая женщина в длинном махровом халате и с сигаретой в руке. Глаза ее были узенькие, но не потому, что в ее генеалогическое древо затесались монголы или китайцы, а потому, что она не захотела раскрывать их шире, до нормального размера. Видимо, я пока не удосужился такой чести. Женщина медленно, как при замедленной киносъемке, поднесла сигарету к темно-фиолетовым губам и, растягивая звуки, поинтересовалась:
– Ну?
– Психиатр Лампасов здесь живет? – спросил я.
Женщина выгнула коромыслом свои ниточно-тонкие брови.
– Допустим.
– Я его пациент, – отрекомендовался я.
– Заметно.
Мне очень хотелось выяснить, что именно было ей заметно, но в этот момент за спиной женщины показался голый до пояса Лампасов с полотенцем на шее и зубной щеткой в руке.
– А-а-а! – обрадовался он, сразу узнав меня. – Это вы? Заходите, заходите! Эмма, пропусти гостя и приготовь ему чашку горячего шоколада.
Как только я вошел в прихожую, меня обступили два совершенно одинаковых белобрысых мальчугана лет по семь каждый. Они смотрели на меня с необыкновенным интересом, явно ожидая гостинцев. Я подумал о том, что следовало бы заранее побеспокоиться о шоколадке, прежде чем идти в чужой дом. И еще я подумал, что мой немалый опыт вынуждает меня изменить первоначальное мнение о Лампасове. И без малейшего сожаления я подарил пацанам наручники, чем привел обоих в неописуемый восторг. Ухватившись каждый за свое кольцо, они принялись играть в паровоз, и малогабаритная квартира наполнилась жизнерадостными воплями.
Мой сыщицкий запал угас окончательно, когда я зашел на кухню, обставленную чрезвычайно бедно. Эмма поднесла мне дымящуюся чашечку с отбитым ушком, до краев наполненную густо-коричневым какао.
– Ну и как вам реабилитационный центр? – спросил Лампасов, присаживаясь рядом и тщательно растирая полотенцем свои черненькие усики. Он искренне ждал от меня восторженных слов. – Я же говорил вам, что это рай земной! А какой там чудный парк! А фонтан! Жаль, очень жаль, что вас не приняли на реабилитацию. Я искренне переживал по этому поводу.
– Ерунда. Но ваш центр просто великолепен! – отвесил я щедрый комплимент. – Особенно меня впечатлил профессиональный уровень врачей. Скажите, а вы давно у них работаете?