Книга Амфитрион - Дмитрий Дикий

– Это правда? – наконец пролепетала Ирэн.

– Нет, конечно, – ответил Делламорте, прекрасно понимая, о чем идет речь; в его планы не входило облегчать задачу семилетней девочке.

– Правда, что так бывает? – Ирэн еще раз хлюпнула носом и уперлась немигающим и неожиданно материнским взглядом карих глаз прямо в глаза «опекуна».

– А. Это, – Делламорте помолчал. – Да, это правда. Люди иногда применяют насилие друг к другу.

Ирэн продолжала смотреть на Магистра. Он вздохнул.

– И они иногда связывают беззащитным людям руки или просто крепко держат их – беззащитных людей, я имею в виду… Вернее, обычно одного человека, чтобы ему было ужаснее, и мучают его. Или ее.

Слезы на глазах Ирэн высохли. Она изо всех сил смотрела на «друга семьи».

– Откуда вы знаете?

Магистр пожал плечами.

– Я взрослый, взрослые знают такие вещи.

Ирэн опустила голову. Потом, помолчав, спросила, снова подняв глаза:

– А нельзя, чтобы этого не было?

Делламорте неожиданно улыбнулся. Он улыбался так редко, общаясь с ней, что девочка вздрогнула. Ей всегда казалось, что проводя с ней время, он о ней не думает. А просто… сопровождает, отвечает на вопросы, водит гулять, проверяет, как она учится.

– Пока нет, – сказал Магистр. – Но думаю, это поправимо. С другой стороны, детка, если бы не было подобного… не было бы «Тоски».

Магистр отвез Ирэн ужинать и уже совсем ночью вернул в пансион. Они стояли перед спящей каменной громадой, и было ясно, что Ирэн боится пройти двадцать метров до дверей в темноте.

– Проводите меня, пожалуйста, – попросила она, хотя обычно «друг семьи» оставлял ее ровно в начале дорожки, ведущей к зданию. Можно подумать, вся территория не находилась под охраной.

– Хорошо, – согласился Магистр. – Только вы мне за это скажете, что продолжает вас мучить в опере «Тоска». Понятно, конечно, что духовые могли бы более тщательно настроиться по гобою, но вас же явно беспокоит не это.

Ирэн остановилась и развернулась к Делламорте. Чтобы смотреть ему в глаза, которых она почти не видела ночью, ей пришлось очень высоко задрать голову, но Магистр никогда не наклонялся к ней в отличие от других взрослых.

– А мы еще пойдем в оперу? – потребовала ответа Ирэн Монферран.

– Если захотите, пойдем. Только вы должны будете подготовиться и станете сверять музыку по партитуре. Я вам пришлю.

– Тогда я скажу, – очень тихо вздохнула Ирэн. Она, наконец, увидела глаза Делламорте, но не стала смотреть в них дальше. – Я не понимаю, почему… мне больше понравился жестокий тиран барон Скарпиа, а не невинный художник Каварадосси.

Магистр мысленно с удовлетворением отметил, что Ирэн перешло по наследству умение ее матери формулировать проблемы просто, как будто протыкая их насквозь железным прутом, – умение, позволившее Дельфине забраться на бизнес-Олимп. Эта четкость мысли казалась особенно удивительной после представления, где девочка выплакала годовой запас слез. Магистр дал ей закончить.

– Во-первых, мне понравился его голос, – Ирэн робко взглянула на «друга семьи», но тот внимательно слушал, – а во-вторых… В той сцене у меня внутри все перевернулось не от жалости к Каварадосси. А я не знаю, почему.

Ирэн обхватила себя руками.

– Идите-ка домой, мадемуазель, – ровно ответил Магистр. Он смотрел куда-то вдаль и звучал вполне беззаботно. – Я знаю, почему, и вы тоже когда-нибудь узнаете. Право же, это не совсем обычная реакция, тем более в вашем нежном возрасте, но ничего страшного. Лучше так, чем… так, как раньше. Скарпиа не будет вас преследовать. И вы, конечно, еще научитесь любить теноров.

Сказав это, Магистр легко провел пальцами по лбу Ирэн, и она почувствовала, что ей стало тепло и легко. Затем Делламорте пробормотал что-то на незнакомом языке, воткнул ей в волосы неизвестно откуда взявшуюся фиалку, и Ирэн пошла домой.

Конечно, не все походы и поездки Магистра и девочки – а затем и девушки – были так травматичны, как ее первая опера. Как-то «друг семьи» доставил ее в горы, на Монблан, – не заставлял долго карабкаться вверх, преодолевая высоты, а посадил на крыше миланского офиса в вертолет, через положенное время зависший над Белой горой. Они спустились прямо на Мер де Глас в экспериментальном лифте (о котором далекая от технологических прорывов Ирэн даже не слышала), встали на открытую неширокую площадку, и та, поддерживаемая неизвестно чем, опустила их на море льда – на самую крышу Европы. Ирэн оказалась благодарным путешественником – она не привыкала удивляться. А еще она не боялась – знала, что в крайнем случае может уцепиться за руку «друга семьи», как тогда, давно, когда он зачем-то привез ее утром на работу к маме и велел сидеть тихо, пока не позовут. Если она брала его за руку, то знала, что все будет хорошо даже между небом и горой, на открытой площадке, под шквальным ветром. Вот этот ветер и разбивался о края «лифта», не достигая ее.

Ирэн не приходило в голову спрашивать Магистра, почему он показывает ей мир. Путешествия начались, когда она была еще совсем маленькой, и девочка принимала их как должное. Магистр – мамин друг, он такой же, как мама, «деловой человек», а деловые люди, особенно такие богатые, бывают эксцентричными. У нее нет отца – значит, мама доверяла дочь своему другу, ведь отцы нужны всем детям. Но по мере взросления Ирэн – как уже понял читатель, не самая глупая девушка, – замечала, что «узор» их общения не менялся. Магистр не говорил с ней о жизни, как это стал бы делать замещающий отец. Она всегда могла ему что-то рассказать, о чем-то спросить, он внимательно выслушивал и давал искомый совет, а иногда просто ограничивался ироническим замечанием. Тогда она понимала, что советовать нечего, просто ей самой надо иначе реагировать на проблемную ситуацию, выйти из нее, посмотреть со стороны. Иногда ей довольно было увидеть его лицо, чтобы понять – а вот этого ему говорить не надо, это просто чушь; надо ехать туда, куда они едут, смотреть и слушать, а особо важных проблем у нее нет.

И все-таки Ирэн задавалась вопросами. Пусть он просто «такой человек», пусть он как-то иначе функционирует, общаясь с девочкой-без-отца… но он же не ведет себя как заменитель этого отца? И уж, безусловно, не ведет себя как человек, которого она интересует (читатель уже понял, что эти мысли думала изрядно подросшая Ирэн) как красивая молодая женщина. И он ничего не скрывает. Он не прячет никаких нежных чувств к ней, а словно выполняет какую-то программу. Какую?..

Когда Ирэн исполнилось восемнадцать, она задалась этим вопросом всерьез. Они вернулись из очередной экспедиции – на этот раз Магистр увез ее уже из коллежа, где Ирэн училась дизайну (не экономике же), на целых три дня: им нужно было добраться до Зимбабве. Делламорте сказал, что если она собирается становиться художником, то должна черпать вдохновение в мире, и показал ей… Африку. Конечно, не всю ее, а Великий Зимбабве – таинственные развалины на полтысячи квадратных километров, где Ирэн чуть не сошла с ума от того, как пахли воздух, камень, трава и неведомая история.