Книга Счастье по контракту - Джорджет Хейер

Его люди встретили линейный пехотный батальон на дороге у Гапа, и, со своим безошибочным чутьем на драматические ситуации, спешившись, Наполеон стал продвигаться вперед в одиночку. Офицер крикнул «Огонь!», но ему не подчинились.

– Солдаты пятого полка! – обратился Наполеон к растерявшимся солдатам. – Я – ваш император! Вы меня знаете! Кто хочет стрелять в своего императора, пусть стреляет!

Вряд ли стоило удивляться, что люди, которые прежде сражались под орлами, не последовали этому приглашению. Вместо этого, разрушив строй и срывая с себя белые кокарды, с криками «Да здравствует император!» они бросились на врага.

Конец был предопределен. Парижане, заранее празднующие победу и наслаждающиеся периодом расцвета столицы за счет наплыва в город богатых английских туристов, были в большинстве своем лояльны к Бурбонам; в Вене Конгресс объявил Бонапарта вне закона; король продолжал бездействовать, а маршал Ней – такая же драматическая фигура, как и бывший император, – героически заявил о своем намерении доставить Бонапарта в Париж в железной клетке; но Бонапарт продолжал наступать, собирая по пути войска и вступив в Лион без сопротивления. Письма с предложением Нею встретить его и обещавшего этому пылкому джентльмену столь же теплый прием, как после Москвы, стало достаточно, чтобы убедить Нея, принца Московского, пересмотреть свое подданство и привлечь его самого, как и готовые к этому войска, на сторону бывшего императора. Они встретились в Осере семнадцатого марта; вечером девятнадцатого король с семьей и министрами в позорной спешке покинул дворец с Фитцроу Сомерсетом, английским поверенным в делах на время отъезда герцога Веллингтона в Вену, и ордой столичных гостей; а двадцатого Наполеона на руках внесли в дворец Тюильри, где должно было начаться новое правление императора…

– Что я вам говорил? – вопрошал мистер Шоли своего зятя, который ненадолго приехал в Лондон. – Разве я не обещал, что не успеет кот облизать ухо, как он снова примется бесчинствовать по всему континенту?

– Говорили, сэр, но я готов держать пари на самых невыгодных для себя условиях, что этого не будет!

– У меня пет никакого желания вас грабить, милорд! – мрачно ответил мистер Шоли.

Отец Дженни придерживался наимрачнейшего взгляда на общую политическую ситуацию в мире. Он не раз повторял, что не знает, куда катится страна, и, раздраженней бодрым видом Адама, рекомендовал ему посмотреть, «что сталось с нами в Америке» .

Новость о поражении и гибели сэра Эдварда Пакенхема при Новом Орлеане в англо-американской войне[26]только что достигла Лондона, и напоминание об этом омрачило чело Адама, но не потому, что он сомневался в способности армии взять реванш, а потому, что никто из служивших с ним ранее на Пиренеях, как и он сам, не мог не горевать о гибели Пакенхема.

– Оставьте ваши страхи, сэр! – решительно возразил Адам. – Вам бы встретиться с ребятами из моего полка! Клянусь, они никогда еще не были так бодры духом!

Офицеры и рядовые 52-го полка и в самом деле были бодры духом, благодаря Провидение за то, что оно уберегло их от жестокого разочарования: они не участвовали в предстоящем смертном бою с лягушатниками. Дважды полк отплывал в Америку, и дважды транспортные средства прибивало обратно в порт встречными ветрами. Теперь они с величайшим воодушевлением снова готовились к погрузке, на сей раз их местом назначения были Нидерланды.

Столкнувшись с лордом Оверсли в клубе Брукса, Адам узнал, что лорд и леди Рокхилл, наслаждавшиеся продолжительным медовым месяцем в Париже, не были среди тех, кто бежал оттуда в столь неподобающий момент: циник маркиз, нисколько не рассчитывая на верность солдат королю Луи, как только весть о высадке Бонапарта достигла Парижа, немедленно увез свою молодую жену домой, не потеряв при этом собственного достоинства. Он томно изрек, что ему не пристало принимать участие в беспорядочном бегстве, которое он предвидел заранее, и что он никогда, ни на каком этапе своей жизни не получал удовольствия от созерцания слишком уж легко предсказуемого поведения толпы.

Адам был рад узнать, что Джулия в безопасности, в Англии, но, поскольку он никогда и не сомневался в способности Рокхилла позаботиться о молодой жене, новость эта почему-то не освободила его душу от непонятных ему самому тревог. Джулия, взяв приступом парижский свет и завоевав титул La Belle Marquise[27], казалась теперь чужой и далекой. Приближающиеся роды Дженни, низкие цены на сельскохозяйственном рынке, больной вопрос о предложенном новом хлебном законе были для Адама делами более насущными; и вдобавок к этому росло непреодолимое желание снова оказаться со своим полком, которого не мог избежать ни один кадровый офицер, так любящий свое дело, как Адам. Это желание было настолько острым, что не будь у Дженни такой поздний срок беременности, он посчитал бы, что должен, отбросив асе разумные соображения, во что бы то ни стало поступить на сверхсрочную службу. Здравый смысл подсказывал ему, что подобный поступок стал бы всего-навсего героическим жестом, но это не умеряло его желания и не унимало яростного клокотания в его душе. Он старался скрывать это от Дженни и думал, что ему это удавалось, пока она, потупив взгляд, но сказала своим хриплым, будто простуженным голосом:

– Ты ведь не собираешься пойти добровольцем, Адам, нет?

– Боже правый, нет! – ответил он.

Она бросила на него мимолетный взгляд:

– Я знаю, что ты хотел бы, но… я надеюсь, что ты этого не сделаешь.

– Даю тебе слово, что не сделаю этого! Как будто старина Хуки шагу не может ступить без капитана Девериля!

На исходе месяца мистер Шоли прибыл в Фонтли, чтобы присутствовать при рождении своего внука. Дом был приведен в порядок, и Дженни он застал в добром здравии, спокойно ожидавшую события, державшую все наготове. Но это никак не умерило его слишком явной тревоги. Адам считал, что для жены было бы лучше, если бы ее отец остался в Лондоне, но у него не хватило духу не разрешить ему приехать в Фонтли, и лишь оставалось надеяться, что мистер Шоли не заставит Дженни нервничать. Но за два дня до того, как Дженни захворала, домочадцев повергло в изумление совершенно неожиданное прибытие Вдовствующей, которая, по ее словам, приехала, так как сочла своим долгом поддержать дорогую малышку Дженни в предстоящих испытаниях, и которая, не теряя времени, дала прочувствовать и мистеру Шоли и Адаму всю их глупость, никчемность и полную неуместность.

Адам встретил мать с двойственным чувством. Он был благодарен ей за то, что она все-таки преодолела свое нежелание сделать приятное невестке, которую не одобряла; но он боялся, что, нагрянув в Фонтли, она повергнет Дженни в смятение. Но он ошибался. Если Вдовствующая и питала к кому-то страсть, так это к детям. Она обожала всех своих детей в младенчестве, а теперь ее сердце столь же неистово переполняла одержимость бабушки. Недостатки Дженни не были забыты, но на время отметены в сторону; Вдовствующая, взяв на себя руководство домашними делами, твердо решила обеспечить порядок в Фонтли, чтобы ничто не смогло угрожать рождению ее первого внука или внучки, и ничто не могло превзойти ее щедрую доброту, с которой она каждый раз укутывала Дженни, боясь простуды, или снисходительное презрение, с которым она отметала дурные опасения мужчин..