Книга Боги слепнут - Марианна Алферова

– Там нет ни слова про Рим. В библионе описана вымышленная страна.

– Я не читал это мерзкое произведение.

– Как же ты меня обвиняешь?

Макрин подыскивал ответ, но подходящего не находилось. Выходило, что арестованный не нарушал ни одного закона, ни одного эдикта, даже самого последнего эдикта об оскорблении Величия императора. Макрину казалось, что обвиняемый попросту хохочет ему в лицо, хотя Проб был абсолютно спокоен.

Макрин вызвал исполнителей и велел отвести Марка Проба в камеру. И уже там привести самые веские аргументы.

Марка избили до полусмерти. Исполнители перестали пинать его окровавленное тело лишь тогда, когда бывший центурион потерял сознание. Исполнители вспотели и устали от тяжких трудов и отправились выпить и перекусить.

Марк очнулся, почувствовав, как что-то липкое ползёт по щеке. Он попытался открыть глаза. Но веки так опухли и заплыли, что он почти ничего не видел. Но кто-то в камере был. Марк слышал негромкое натужное дыхание – кто-то пытался стереть кровь с разбитой щеки. У неизвестного были липкие скользкие пальцы. Но это почему-то не вызвало отвращения у Марка.

– Кто здесь? – спросил арестованный. Во рту образовалась мерзкая дыра, осколок зуба царапал язык. А на языке постоянно чувствовался привкус крови.

Ответа Марк не получил – неизвестный лишь убрал руку. Но не ушёл.

Продолжал сидеть подле – Проб по-прежнему слышал его дыхание.

– Тебя тоже арестовали? – Марк по-стариковски шепелявил и не узнавал собственного голоса.

Опять ответа не последовало. Но Марка это не особенно занимало. Он попытался перевернуться с одного бока на другой и почувствовал нестерпимую боль под рёбрами.

– До 1984-го года осталось не так и далеко, – прошептал бывший центурион следователей. – У тебя есть попить? – спросил он у неизвестного сокамерника.

В ответ послышалось странное шлёпанье, будто огромная лягушка прыгала по каменному полу.

– Н… – послышался странный выдох, который с большой натяжкой можно было принять за обычное «на».

Проб протянул руку и нащупал плоскую металлическую флягу. Отвинтил пробку. Глотнул. Фалерн… О подобном он не мог и мечтать. Пара глотков вина прибавила сил, хотя и не заглушили вкус крови. Однако Проб смог подняться, держась за стену. Боль в боку откликнулась тут же. Но он превозмог, стал осматривать стены. Добрался до двери… Глупо. Не собирается ли он бежать?

– …дти… М… ж… шь… дт… Марк с трудом понял, что неведомый сосед спрашивает: «Можешь идти»?

– Попытаюсь… – отвечал Марк. И тут же различил в полумраке, как чёрное пятно, похожее на рваную тряпку, заскользило по полу, потом по стене, по двери, замерло возле замочной скважины, несколько секунд копошилось…. И – о чудо! – дверь отворилась. Марк шагнул. Узкий коридор карцера был тускло освещён. В конце коридора, заложив руки за спину и выгнув грудь колесом, стоял исполнитель, преисполненный сознания важности своей миссии. Охранник не сразу понял, что заключённый сам отворил дверь. Потом наконец до него что-то дошло. Он рванулся к пленнику, на ходу расстёгивая кобуру, но не добежал. Чёрная тряпка подпрыгнула в воздух и облепила лицо человека. Напрасно исполнитель вцепился в неё, напрасно рвал, силясь отодрать от лица, – ничего не выходило. Лишённый воздуха, человек рухнул на пол. Ноги его конвульсивно били по полу.

– Оставь его! – приказал Марк. Тряпка не слушалась.

– Оставь!

Чёрное пятно не слишком охотно стекло с лица охранника, освобождая его нос. Тот сел на полу, судорожно хлебнул воздух. Не дожидаясь, пока исполнитель очухается, Марк ударил охранника по затылку, и тот вновь растянулся. Умер? Потерял сознание? Марк не хотел его убивать. Марк посмотрел на лежащего юношу с сожалением. Красивый парень. Матери следовало его получше воспитывать.

Тут его осенило: с исполнителем бывший центурион был одного роста. Проб быстро стащил с лежащего одежду. Тело затащил в свою камеру и запер дверь. Через минуту одетый в чёрную форму беглец шагал по коридору казармы. Он старался держаться прямо, насколько позволяла боль в боку. Чёрная тряпка прилепилась сзади к спине и была абсолютно не видна на фоне туники. У выхода из карцера Марка остановили, хотя он и протянул пропуск исполнителя.

– Что у тебя с рожей? – изумился охранник.

– С заключённым поспорил, – отвечал Марк, нарочно растягивая рот так, что были видны выбитые зубы.

– Ого! А что с мерзавцем?

– Он получил своё.

– Ты его пришил? – обеспокоился охранник.

– Ещё дышит.

– Надо послать медика, – Охранник принялся кому-то звонить. – Вдруг парень помрёт. Да и ты, того, в Эсквилинку бы шёл.

– Разумеется, куда ж мне ещё идти, – согласился Марк.

– Машину возьми.

Марк уже выехал за ворота, когда оглушительный трезвон сигнализации разнёсся по зданию. Бегство обнаружилось. Но его авто уже свернуло в ближайший переулок, и бывший центурион буквально растворился в темноте.

Глава 9Августовские игры 1977 года

«Только при тирании человек свободен, потому что он защищён. Демократия бросает людей на произвол Фортуны, – заявил диктатор Бенит Пизон».

«Нет сомнения, что на выборах в Сенат в Итальянских трибах большинство получат сторонники Бенита».

«Поскольку Августа отказалась возвратиться в Рим, то её мнение при воспитании императора Постума учитываться не должно. Ни в каких вопросах».

«Акта диурна», 6-й день до Ид августа[95]

Марк научился по-своему общаться с чёрным лоскутом. Тот приносил ему поесть – крал каким-то образом в тавернах. Притаскивал даже номера «Акты диурны». Но теперь из вестника мало что можно было узнать о происходящем. Чёрный лоскут был его добрым гением – сторожил по ночам, прислушиваясь к малейшему звуку. Своим длинным отростком, похожим на щупальце, он забрался в старый кран и вычистил ржавчину. Теперь у Марка была вода – он мог пить вволю, мог даже умыться в старом медном тазике. Самое удивительное, как этот чёрный лоскут умудрился стащить с верёвки целую простыню и притащить в каморку, где прятался Марк. Простыню бывший центурион разорвал на полосы и обмотался самодельными бинтами. Стало легче дышать. Теперь надо было выждать, пока сломанные ребра заживут. Марк представлял смутно, что он будет делать, когда поправится. Самым простым было бежать в Лондиний. Но что-то мешало Марку Пробу так поступить.

– Раньше я знал, что делать, – говорил Марк Проб своему странному собеседнику. – Меня будто вёл за руку кто-то неведомый. Стоило поступить верно, и невидимая рука гладила меня по сердцу и приговаривала: «Правильно, мой мальчик». Стоило ошибиться, и я чувствовал себя безмерно виноватым. Мой гений всегда был со мной, всегда подсказывал. А ныне? Я чувствую себя беспомощным слепцом. Иду и все время натыкаюсь на глухие стены. Пытаюсь перелезть, и ничего не получается. Ровным счётом ничего. Ты слушаешь меня?