Книга Эльфы средней полосы - Юрий Львович Манов

вплотную.

-- Так не знаешь, куда женщина с девочкой пропали?

Баян отрицательно замотал головой. Муромец ударил раз, ударил второй, потом провел серию быстрых ударов по корпусу. Закончил смачным шлепком в область печени, от которого Баян особо жалостливо замычал. Баян вообще дергался от каждого удара, глаза его пытались выскочить из глазниц, судя по расширившимся до предела зрачкам, ему было очень больно.

– Это только разминка! – пояснил Муромец, отходя на шаг. – Сейчас я тебе свои коронные удары покажу. Я Дементьеву, между прочим, в полуфинале два ребра сломал!

Баян вряд ли слышал про полуфиналиста Дементьева, но истошно замычал и снова замотал головой. Теперь уже утвердительно.

– Хочешь что-то сказать? – заботливо поинтересовался Добрыня. Он как раз закончил разогревать паяльник и теперь натягивал на ладони латексные перчатки для проктального массажа. – Ты, любезный, не торопись, если не хочешь, не говори ничего. У меня руки чешутся тебе простату паяльничком погреть. Говорят, очень действенная процедура. Не хуже твоих травок действует. Давай, сначала простатку погреем, а потом поговорим, а? Вот я тебе штанишки спущу…

Баян снова замычал, с ужасом глядя на паяльник, кажется, он что-то очень хотел сказать немедленно. Без паяльника. Добрыня не совсем ласково содрал ленту с его рта. На обратной, клейкой стороне ленты осталось изрядно от бороды и усов.

Баян заорал:

– Я не виноват! Они сами! Сами к дубу пошли! Явоная мамка и сестра. Я им только про папоротник сказал, что цветет. Что цветки видели. Они и пошли. Но я не думал, что заберут. Они ж только мужиков берут, у них – квоты. А ведьмам, им все равно, что мужик, что баба. Им даже баба лучше! И на квоты плевать!

– Таааак, – сказал Добрыня, все еще поигрывая паяльником. – Уже лучше. А теперь четко, разборчиво, с подробностями. Кто именно они? Откуда?

***

Олеко Саввич плакал, глотал из стакана в руках Добрыни воду и каялся, каялся во всем. Что давно сотрудничает с Теми, из-за портала. Они ему здесь и велели поселиться, здесь до Заветной поляны ближе всего. Денег на деревню дали. Точнее, не деньги, а камни, не ограненные, большей частью изумруды, реже – алмазы. У него после первой отсидки связи остались у подпольных ювелиров. Еще лекарства давали. Очень хорошие! Он людей лечил! У него грамоты и благодарности от губернатора есть! Те велели приводить к порталу людей. Не меньше двух в месяц. Сумасшедших баб к нему на поселение съезжается много, с этим проблем не было, с мужиками – хуже. Приходилось даже бомжей с города тайком привозить, поить до бесчувствия и на поляне оставлять. А они не хотят бомжей. Им мастеров подавай. А где ж их взять? Поди, найди нынче кузнеца. Сплошь менеджеры да юристы. Вот и приходилось… Свои, деревенские подозревать что-то стали. Слишком часто люди пропадали. А не обеспечишь квоту, Те наказывают сильно. Грозились самого забрать на рудники. Поэтому фестиваль придумал, грибной чемпионат, прочую фигню с ролевиками, кемпинг на берегу озера устроил, народу много съезжалось. Для квот хватало. Пропавших особо и не искали. Но чувствовал, что сваливать пора. Не успел.

Добрыня ласково погладил Баяна по курчавой гриве и указал рукой на меня:

– Его мамку с сестрой как сдал?

– Не хотел я, я ж эту семью знаю, как родные мне, – всхлипнул Баян и повернулся ко мне. – Миш, ты ж помнишь, я ж тебя как сына… твоих дочек на руках носил… Но Таежные сами на них указали. Заприметили они их на фестивале, понравились что ли? Я против был, честное слово, я говорил, что искать будут, а они… Заставили, запугали. Я только Анне Михалне сказал, что видел папоротник светящийся, и место указал. Там их и ждали.

– Понятно все, – сказал Добрыня, пряча паяльник в футляр. Как мне показалось, с некоторым разочарованием, что не удалось применить. А Муромец шлепнул Баяна перчаткой по носу:

– Эй ты, язычник хренов. Говори, как его мамку назад вернуть? А то я твои былинные гусли сам знаешь куда тебе затолкаю!

Взгляд у Баяна стал совсем затравленный:

– Христом-богом клянусь, не знаю. Нет оттуда возврата! С теми, которых среднеполосные забирают, еще как-то за выкуп можно договориться или обменять. Но ведьмы, они совсем того, беспредельщицы…

***

Вышли на резное крылечко, стоим, курим. Я в полном ауте. В кармане вибрирует. Достаю мобилу. От Карасевич пять неотвеченных. Не отвечаю, не до нее сейчас. Шлю обещание: «Перезвоню», прячу мобилу.

– Так-то, брат, – говорит мне Муромец задумчиво. – Значит, таежные ведьмы. И что они за хрень – совершенно непонятно.

Повернулся к Седому:

– Что, брат Добрыня, с Баяном былинным делать будем? Отпускать-то его совсем нельзя. А то растечется мыслею по древу и слиняет, как есть – слиняет. Бабла-то у него, как понимаю, хватает. А он может нам здесь зело понадобиться.

– Оно понятно, что слиняет, страна большая, – соглашается Добрыня. – В СИЗО его определить? Так он реально здесь нужен, на контакт с этими ведьмами без него не выйти. В подвале запереть? И сколько так держать? Опять же, прихвостни освободят. Борзые очень, едва с